Волос златого шелка на мгновенье.
Но в меру я богат и в меру властен,
Одно лишь в моей жизни совершенно –
Что болен я мечтой о счастье,
Люблю вас, донна Анна, я безмерно.
Едва он умолк, как раздались голоса:
– Награду! Награду, донна!
Герцог поднял голову и увидел стоящую возле колонны донну, она протянула ему руку, и он, передав лютню Винченцо, послушно поднялся, повинуясь ее жесту. Рыцари требовали одарить герцога за песню, но герцог Бургундский, заметив смущение Анны, отказался от награды, поблагодарил слушателей и пригласил донну Анну, Катрин и Вильяма с де Базеном в сад. Вильям отказался, де Базен и Катрин почти сразу отдалились от донны и герцога, дав им возможность побыть вдвоем.
– Я все еще не верю, что мы пережили этот день, – сказал герцог, и донна кивнула.
– Такое ощущение, словно это было очень давно. Но до сих пор не могу поверить, что подобный кошмар мог случиться с нами. Я стояла у столба и спрашивала Бога, в чем же я виновата, если он так наказывает меня…
– Ах, донна, – вздохнул герцог, глядя на нее, – ваш единственный грех в том, что вы так прекрасны. Если бы красота считалась смертным грехом, вы бы никогда не заслужили прощения у Бога.
– Вы все время заставляете меня краснеть, друг мой, – покачала головой донна, смущенно глядя себе под ноги. – Сколько можно? К тому же только вы говорите мне такие комплименты, может, вам только кажется, что я красива?
Донна Анна лукавила: ей, конечно, приходилось слышать комплименты и от других, но именно герцог был так изобретателен, что хотелось вновь и вновь слушать его неиссякаемые хвалебные речи, что так приятно отдавались в ее сердце.
– Вы были бы самым прекрасным из всех миражей, и я был бы счастлив обманываться, потому что так ваша красота принадлежала бы только мне, но, увы, это невозможно…
Донна Анна, несмотря на то, что они остановились друг напротив друга, не спешила поднимать глаза, потому что они блестели от удовольствия, и на ее губах играла чуть заметная улыбка. Она повернулась и пошла вновь дальше от света факелов, остановившись возле фонтана, от которого по саду шел небольшой канал, подождала, когда герцог поравняется с ней. Они молча встали возле бьющего из пасти льва ключа, пальцы герцога в темноте нашли руку донны и крепко сжали. Она ответила не сразу, наслаждаясь его теплотой, потом, осторожно убрав свою руку, сняла с другой руки золотой перстень с изумрудом и, найдя руку герцога, вложила ему кольцо.
– Спасибо, – услышал он ее шепот. – Вы мне возвращаете веру в себя… Я хочу, чтобы вы простили меня за все, что я вам сделала, за все беды, что я невольно вам принесла…
– Донна… донна… как вы можете… – герцог, намереваясь разубедить ее, повернулся к ней, но в этот момент свет луны, выглянувшей из облаков, упал на ее бледное лицо, и у него перехватило дыхание. Он силился сказать ей о том, как она хороша, но язык не двигался, и он вдруг наклонился к ее лицу. Понимая, что он хочет поцеловать ее, она увернулась и поспешила обратно к столу.
Расходились все уже только под утро, многие оставались спать во дворце, Анвуайе сторожил донну в коридоре замка, ведущем к спальням. По коридорам то и дело пробегали слуги, не замечая спрятавшегося в нише мужчину. Причудливые арки и резные украшения дворца отбрасывали многослойные тени на пол и стены, мелькающие фигуры людей на фоне этих теней казались обитателями призрачного замка. Селир Анвуайе на этот раз был настроен решительно. После того, как донну чуть было не сожгли на костре, он понял, что времени мало, надо действовать, пока враги Анны не решились на другой удар. При одной мысли, что донна Анна могла уйти из этого мира, не побывав в его руках, лоб и виски Анвуайе покрывались холодным потом. Он пошел на преступление, чтобы добиться ее свободы от мужа, чтобы еще раз попытаться завоевать ее любовь, а она внимает сладким речам герцога Бургундского, делая вид, что не замечает красноречивых намеков Анвуайе. Но сегодня вечером… сегодня вечером…
Катрин и донна Анна тем временем не спешили идти спать, гуляя в саду.
– Так значит, – спрашивала меня Катя, – ты не дала герцогу поцеловать себя?
– Нет, не дала. Да мне так стыдно, что я на радостях так набросилась на него в тюрьме, прямо при де Сержине…
– Глупо с твоей стороны. По-моему – герцог прекрасный человек.
– Кать, ты ж сама мне все твердила, что мы с ними связываться не должны. Что они все давно умерли, а мы среди них как инородный элемент тусуемся…
– Говорила, но сейчас обстоятельства изменились. Оль, ты ж не ребенок, что я тебе как маленькой должна все объяснять? Мы не вернемся назад, к этой мысли надо привыкнуть, надо забыть, что мы знаем иное время, и нужно жить сейчас, не ожидая ничего от будущего. Его у нас просто нет. Пойми, ты больше не найдешь другого человека, который был бы так же благороден с тобой, как герцог. Он боготворит свою донну, он будет прекрасным мужем… И он тебе нравится.
– Нравится, – вздохнула я. – Но это совершенно разные вещи. Понимаешь, я восхищаюсь его талантом, его деликатностью, рыцарством, достоинством… но он любит донну. Не меня. Он для меня идеален, а ты сама знаешь, как мы порой обманываемся в идеалах…
– Только не в нем, – возразила Катя. – Мне кажется, что он – человек с другой планеты или, как и мы, из другого времени. В этом вы с ним похожи.
– Два чудика – чем не пара? Каждый чудак находит свою чудачку… – вспомнила я французскую поговорку.
Катя засмеялась в ответ, и мы решили возвращаться во дворец. Тут к нам вынырнул Вадик и с весьма таинственным лицом сказал:
– Леди Катрин, можно вас на минутку?
– А за минутку успеешь? – спросила насмешливо Катя, оставляя меня и следуя за ним. Вадик в ответ что-то прошептал ей на ухо, она оглянулась, загадочно улыбаясь, Вадик махнул мне рукой:
– Оставайтесь здесь, донна, мы сейчас!
– Не торопитесь! – крикнула я им вслед. Ну, хоть у этих двоих дело сдвинулось с мертвой точки. А я осталась одна… в общем, как и всегда… Сев на скамью у каменной ограды, я спрятала лицо в ладонях, и перед глазами еще раз промелькнул этот безумный день – факелы, горящие в руках у палача, белый голубь у меня в руке, тяжелый засов на двери темницы герцога, его рука, сжимающая мою… Как это все было давно… Как недавно все это было…
– Донна Анна, – послышался голос герцога рядом со мной, и я от неожиданности чуть не подскочила на скамье.
– Гийом, я думала, вы уже уехали в лагерь, – растерянно пробормотала я, поднимаясь.
– Я вернулся, чтобы отдать вам ваш подарок, донна.
– Вот как? – я пошла по саду мимо него. – Вам не понравилось, что я подарила вам кольцо?
– Нет, я не о кольце, донна. Если вы помните, то очень давно, перед тем, как уехать с мужем в Италию, вы подарили мне на память о себе одну вещицу.
