– Но как же так? – спросила Николетта, вдруг отвлекаясь от своих раздумий. Катрин и Анна повернулись к ней.
– О чем ты, дорогая? – спросила Анна, отбрасывая одну из своих тяжелых кос за плечо.
– Почему же его имени не было в списках пленников?
– Потому что мы искали фамилию Доре, а надо было искать д'Эсте, – ответила Анна. Она взяла кувшин с вином и начала разливать его по кубкам. Ей было тяжело вспоминать о пытках крестоносцев, и она никогда не рассказывала о своей попытке спасти жизнь Винченцо. Теперь же она рассказала Катрин и Николетте о гибели Селира Анвуайе и о том, как ее пытали, заставляя наблюдать за казнью рыцарей. Катрин смотрела на свою подругу и не узнавала ее – в глазах донны была тоска и боль настолько всеобъемлющие, какие только бывают на лицах святых мучеников. Она стала свидетельницей того, до какой степени может дойти людская жестокость, безрассудная, бессмысленная, жестокость ради получения болезненного удовольствия, извращенное торжество над поверженным врагом.
Вильям и Винченцо вошли в комнату, услышав голос донны, дрожащий и взволнованный, и остановились. Донна не замечала их и рассказывала все так, как было, как ей было плохо, как страшно, как хотелось умереть, чтобы ничего этого не видеть.
– Они смотрели на меня так, словно я могла спасти их, но Господь свидетель, я не могла! Не могла! – донна закрыла лицо руками и заплакала. Вильям схватил ее и прижал к себе.
– Все, все, – успокаивал он ее, – ты была для них утешением, ты была свидетелем их страданий, это лучше, чем если бы они бесславно погибли.
– Это мученики, – подтвердил Винченцо, – такова была воля Божья.
– Тогда, в том дворике во дворце мамлюков, Бога не было, Винченцо, – холодно произнесла донна. – Бога не было. Мне легче полагать так, чем знать, что он это допустил.
– Его сын страдал за нас, донна, и Он видел это, – возразил Винченцо.
Донна промолчала. Вильям, не выпуская ее из объятий, взял бокал вина и подал ей, Николетта раздала бокалы остальным.
– За то, что мы преодолели эти испытания. Каждый из нас нес свой крест, но мы все справились с ношей.
Николетта, Винченцо, Катрин и Вильям Уилфрид, донна Анна соединили свои кубки.
Когда Людовик ІХ вернулся из плена в Акру, он велел починить башни и укрепить окружавшую город стену. Помимо фортификационных сооружений города, были построены и отремонтированы соседние замки и поселения. Все строительство велось на собственные средства короля, и он лично принимал участие в работе, носил камни и землю, чтобы подать пример другим. Теперь Акра была укреплена и защищена со всех сторон. Соседний султанат, прослышав о восстании мамлюков, поспешил наладить отношения с Людовиком ІХ, посвятив короля в планы завоевания Египта. Король не спешил заключать союза с султаном, считая себя связанным договором с Бейбарсом. Египтяне прослышали об опасности, которой им грозил союз французского короля и султана Алеппо. Стараясь задобрить короля, они выпустили тридцать рыцарей ордена госпитальеров, среди которых находился их магистр, Гийом де Шатонеф, а также, по требованию короля, отдали ему головы христиан, выставленных на стенах Каира, привезя их в тридцати четырех мешках.
Когда пленники возвращались из Каира, на них было больно смотреть. Отощавший Винченцо Доре по сравнению с ними выглядел богатырем, многие встречавшие плакали от сострадания, глядя на измученных пытками, болезнями, голодом и страхом несчастных людей. Но эти люди, возвращаясь, открыто и без стыда смотрели в глаза своим близким, в то время как тысячи крестоносцев, испугавшиеся гибели на поле боя или истязаний, которыми им грозили сарацины, меняли веру и не возвращались под знамена христиан из-за страха остаться отступниками до конца дней своих и навлечь позор на своих детей.
Если бы у Людовика ІХ была армия, он мог бы объединиться с кем-нибудь из восточных правителей и исправить неудачи крестового похода, но Восток представлял ему небольшое число воинов, на которых было опасно полагаться, а Запад не торопился оказывать ему помощь.
Альфонс Пуатьерский не стремился возвращаться – он занимался своими владениями на юге Франции, Карл Анжуйский управлял королевством и пытался сохранить в своей власти Неаполь и Сицилию, где вспыхивали народные восстания. Папа Иннокентий ІV пытался помочь Людовику, побуждая рыцарей, принявших крест в Германии, Норвегии, Англии, выполнить свой обет, но безрезультатно. Многие англичане, правда, стали крестоносцами, в том числе и сам король, но он же и помешал им поехать в Палестину, не желая, чтобы они служили его главному врагу – королю Франции. Венецианские, генуэзские и пизанские купцы, торговавшие с арабами, были недовольны затянувшимся крестовым походом, они задерживали, грабили, а иногда и топили французские суда.
Людовик ІХ, не ожидая более ничего ни от Франции, ни от других европейских государств, начал собирать ополчения в Море, Романии и на острове Кипр. Эти ополчения стоили очень дорого, а воины были непостоянны и скорее хотели приключений, чем подвигов. Они легко переходили на сторону мусульман, преданность их постоянно подвергалась сомнению. С другой стороны, рыцари, которых Людовик освободил из неволи, были в крайне бедственном положении и порой не имели средств на пропитание, за свою службу запрашивали дорого, и королевской казны не хватало на их жалованье. Только немногие семьи оставались на плаву, остальные или просили помощи у родственников, у короля или же возвращались во Францию. Людовик не мог собрать под своими знаменами более 600–700 рыцарей, с таким малым войском он не решался на значительную экспедицию, потому что время славы и чудес, когда человек 300 рыцарей, соединившись под знаменем Креста, обращали в бегство бесчисленные армии Каира, Дамаска и Мосула, уже прошло.
Настал день, когда в совместной казне Уилфридов и д'Эсте начали заканчиваться средства, и Катрин Уилфрид, которая вела журнал расходов, забила тревогу. Посовещавшись, друзья решили, что единственным выходом будет продать через посредников дом Анны в Неаполе. Вильям Уилфрид посоветовал Анне сперва поговорить с королем. Донна долго отказывалась – ее гордость не позволяла просить помощи у короля, да к тому же она понимала, что Людовику сейчас не хватает средств даже на рыцарей, не говоря уже о содержании иностранки, от которой на протяжении всего похода у него были только неприятности. Но Вильям настаивал, и Анна уступила. К королю они пришли во время часов приема, которые Людовик специально учредил для общения со своими подданными. Когда Анна попросила доложить о себе, король велел тут же провести ее в залу и пожурил за то, что она не пришла к нему просто так.
– Сир, – с поклоном отвечала донна, – я не смела отвлечь вас.
– Донна, ко мне вы можете являться без доклада, я хочу, чтобы вы знали, мы очень вас ценим, не забывайте, что вы не раз спасали нам жизнь.
– Вы преувеличиваете мои заслуги, сир, – донна потупилась. Ей было так неловко поднимать финансовый вопрос, но король уже заметил, что донна смущена, и спросил, что ее тревожит. Краснея, донна рассказала королю о том, что средства, которыми она располагала, подошли к концу.
