– Я ни в коем случае не смею просить вас о чем-то, кроме совета, сир, – чуть слышно ответила она. – Быть может, Ваше Величество найдет мне применение, и я смогу оказаться вам полезной. Я могу работать в госпитале, ухаживать за ранеными…
– Донна Анна! – строго воскликнул король, и бедняжка вздрогнула. – Как вы можете просить меня о таком! Вы внесли внушительную сумму выкупа, ведь это ваше фамильное украшение мне отдал Уилфрид?
– Да, сир, и я одобряю его решение, – чуть слышно произнесла донна.
– Как же вы можете подумать, что я не захочу помочь вам? Неужели вы так плохо меня знаете?
– О, сир, я не могу просить у вас помощи, ведь вы собираете сейчас новую армию, а от меня немного пользы, я не рыцарь, чтобы сражаться, я не смогу окупить ваши вложения.
Король с улыбкой посмотрел на донну Анну. Она стояла перед ним, потупившись, не смея поднять глаз, краснея и бледнея. Сейчас ему было сложно поверить, что эта женщина заставила лагерь взяться за строительство моста, что защищала пленника Расула, что стояла на эшафоте и твердо заявляла о своей невиновности. Такая тихая, смиренная и удивительно светлая…
Она каждым своим шагом удивляла его, с самого первого дня их встречи в тот день на Кипре, когда она появилась перед всеми, словно видение с того света.
– Вы, донна, так громко защищали пленников и руководили обороной лагеря, а теперь стоите передо мной, словно нашкодившее дитя… А между тем вы богаче многих в Акре, просто еще не знаете об этом.
Людовик ІХ поднялся и подошел к донне.
– Анна, я должен был сказать вам об этом давно, но мне все никак не предоставлялся удобный случай. Я должен рассказать вам о своем последнем разговоре с герцогом Бургундским… Вы ведь герцогиня, донна.
Анна пошатнулась, Вильям Уилфрид поспешил поддержать ее.
– Я думала… Я считала… – слезы побежали по щекам, – Господь свидетель, сир, я думала, вы обручили нас для успокоения герцога. Я и подумать не могла…
И король поведал донне, как герцог, умирая, попросил короля стать его душеприказчиком и передать все его движимое и недвижимое имущество во владение донне Анне. Донна плакала, слушая короля, слезы катились по ее щекам, подбородку, стекали на шею.
– Ах, сир, – прошептала она, – я не достойна его любви. Он был слишком добр и щедр со мною, а я не ценила его, пока не потеряла.
Король ласково закрыл ладонями мокрое от слез лицо донны.
– Донна, – с грустью прошептал он, – порой мы начинаем ценить людей, лишь потеряв их. Но свет их любви всегда будет с нами. Не вините себя ни в чем, главное, он позаботился о вас и подарил вам возможность вернуться в Европу и жить безбедно.
– Но я не собираюсь возвращаться в Европу, пока мессир Уилфрид и его супруга будут здесь. Ваше величество, я не могу бросить своих друзей.
Король с удивлением посмотрел на Анну. Она столько пережила на Востоке, пройдя неведомые даже ему круги Ада, но, в отличие от многих рыцарей, не торопилась покидать Святую землю.
В этот момент в залу вошел архиепископ де Бове, вернувшийся из Назарета, где он встречался с послами султана Алеппо. Де Бове уехал в Назарет задолго до возвращения Анны в Акру и не знал ничего о ее спасении. Когда он вошел, король прикрывал своими ладонями лицо донны, она стояла спиной к де Бове, Вильям Уилфрид прохаживался возле окна, остальные из присутствовавших – всего пять или шесть человек были рассредоточены по зале.
Архиепископ вошел и, еще задолго до того, как донна повернулась к нему, по тому, что она находилась так близко к королю, понял, кто эта женщина. Донна обернулась, услышав твердые шаги, которые гулко раздавались по зале, король убрал руки с ее лица, приветствуя архиепископа, но его слова для донны и де Бове пропали в тишине. Архиепископ был оглушен, в голове его гудело, он потерял ощущение земли под ногами. Эта женщина снова была перед ним, ее светлые глаза испытующе смотрели на него, бросая вызов. Она напряглась, словно готовая к атаке кошка, и смиренный взгляд ее стал опасным и колючим, холодным, как клинок меча. Она не пропала в пустыне, не сгинула в пытках, не осталась навеки в гареме сарацина, она вернулась на христианскую землю. Только дьявол мог помочь ей в этом, только темные силы способны на такое. Архиепископ внутренне произнес молитву. И все же она спаслась, когда другие погибли, и белые голуби спасли ее от огня, и она снова здесь, неизвестно какими путями попавшая к королю. Неужели ничто не способно сломить ее? Где предел ее сил? Где ее слабое место? Архиепископ с любопытством рассматривал донну, та же, вдруг почувствовав, что прежняя агрессия, с которой прежде она сталкивалась в архиепископе, отсутствует, смягчилась и поприветствовала его.
– Я рад, что вы спаслись, донна Анна, – отвечал архиепископ, слегка наклонив голову, – но где же вы были все это время?
Он заметил, что донна чем-то сильно расстроена, и не стал настаивать, когда та, извинившись, вышла. Уилфрид не пошел вслед за ней, он остался у окна, ему было интересно смотреть за де Бове, как тот провожал донну взглядом, который Вильяму не удалось прочитать. Словно туманная пелена накрыла зрачки де Бове и понять, что значил его взгляд, в тот момент было невозможно. Но он смотрел ей вслед, смотрел долго, пока король не отвлек его вопросом о результатах встречи, и Вильяму не понравилась та улыбка, с которой де Бове повернулся к королю. Словно архиепископ нашел решение проблемы, и оно его позабавило.
– Сперва расскажите мне, сир, как же спаслась донна Висконти?
Король тоже напрягся, внимательно посмотрев на де Бове, прежде чем ответить.
– Герцогиню Бургундскую, как и меня, спас Последний Рыцарь, – наконец ответил он. – Мы поговорим о спасении донны позже, архиепископ, давайте вернемся к делам.
Де Бове кивнул и только сейчас заметил наблюдающего за ним Уилфрида.
Спустя десять минут, когда он спускался по широким каменным ступеням дворца, Вильям все еще не мог определиться окончательно – что же именно мог значить тот обращенный к нему взгляд. Он не мог уловить в нем угрозы, но, зная архиепископа и все еще помня о том дне, когда де Бове чуть было не поджарил его, Уилфрид думал, что тот не смирится с возвращением донны и наверняка придумает, как испортить ей жизнь.
Донна не стала возвращаться домой после встречи с королем. Она села на лошадь и направила ее из города в оливковую рощу, в которой совсем недавно встретилась с друзьями. В жаркой тишине рощи были слышны лишь неутомимые цикады.
Он оставил ей все свое имущество! Он заботился о ней даже на смертном одре, понимая, что Анна уже никогда не будет с ним, но все же думал о ней и любил… Анна закрыла лицо руками, хоть в роще не было не единой души. Ей было так стыдно, так горько, так одиноко, она не хотела, чтобы даже небо видело ее горящие щеки. Какая дура! Боже мой, какая же она дура, что не любила его, что не позволяла себе быть с ним рядом. Он бы никогда не разочаровался в ней, он был бы ей верной поддержкой… Быть может, он был бы осторожнее и не погиб бы так безрассудно…
