Я вошла в комнату и устало прилегла на кровать. Смерть Пакито опустошила меня, но что больше всего приносило боль, так это то, что рядом не было человека, к плечу которого я могла прислониться и чей глубокий голос спросил бы: «Чем я могу утешить вас, донна?» И некому было ответить: «Пойте, мой друг, пойте». И потеря герцога полоснула по сердцу внезапно, почти сразу, как только появилась физическая боль во всем теле от потери Пакито. Его голос, что успокаивал меня, теперь уже умолк навеки, умолк давно, и теперь его горло, его губы, произносившие слова утешения, погребены под песком.
Я не верила, что де ла Марш был замешан во всех покушениях против меня. Последний Рыцарь ошибался, я не думала, что он намеренно стал бы очернять графа, если только не был в этом уверен. Кто-то подставил де ла Марша, а Последний Рыцарь поверил.
Я не верила в вину графа, потому что знала о нем много больше, чем Последний Рыцарь. Я знала, что де ла Марш – человек с тонкой, ранимой душой, очень чуткий и внимательный. Он так старался все это время помогать мне, как и обещал герцогу Бургундскому, он не мог быть бездушным убийцей, оторвавшим от меня Пакито.
Я лишь не могла понять, что или кто могло побудить Последнего Рыцаря обвинить графа. Сомнения мучили меня. Последний Рыцарь тоже заслуживал доверия – он спас мне жизнь и не раз, вырвав из лап мусульман, вытащив из постели со змеей и тогда, на Кипре, предупреждая моих друзей всякий раз, как мне грозила опасность. Но все же я ничего не знала о нем, я не могла разгадать причины, заставлявшие его спасать меня, не видела его мотивов, я судила только по его действиям. Я испытывала к нему симпатию, хоть и боялась в этом признаться самой себе, незнакомец в маске привлекал, притягивал. Да, Герцог был прав, таинственность сексуальна. Но этот незнакомец и пугал меня. Он следовал за мной повсюду, словно тень, появляясь лишь тогда, когда Смерть стояла рядом. Он словно обладал властью над нею, всякий раз заставляя ее уходить. Но мне все время казалось, что Смерть связана с ним, и так же легко, как отстранить ее, он может ее привлечь. А что если… а что если граф де ла Марш прав и все это не более, чем спектакль, чтобы убить меня? Что если таким способом он хочет завоевать мое доверие, выбить почву из-под ног, подобно Клементине, лишить доверия к друзьям?
Я вытерла слезы и села на кровати. Мысли от усталости и переживаний путались в голове, я постаралась немного отвлечься, чтобы употрядочить в своей голове все события последнего часа. Последнего часа… Еще каких-то шестьдесят минут назад Пакито стоял возле меня, а теперь его уже нет…
Уставившись в угол возле кровати, я обнаружила в нем все того же паука со своей паутиной. Этот точно совсем не переживал из-за событий в замке, ему было глубоко плевать на все, и даже если все королевство будет рушиться, он будет спокоен, пока стоит эта стена, к которой он крепит изо дня в день свою паутину. Счастливое, бездушное существо…
Я подошла и смахнула паутину. Она приклеилась к ладони, и ощущение ее на руке было неприятным, словно я сама вдруг оказалась в липком коконе. Почувствовав себя мухой, запутавшейся в паутине, сплетенной таинственным, скрывавшимся от меня в укрытии пауком, я поспешила скатать липкую материю с ладони и, подойдя к окну, открыла деревянные ставни, которые Николетта на ночь плотно закрывала. Выкинув катышек на улицу, я застыла, наблюдая величественный сумеречный пейзаж, открывавшийся передо мной с высоты четвертого этажа замка.
Венсен лежал в вечернем тумане, грустный, похожий на опустевший заброшенный город. На улицах не было ни души. Поля в вечерней истоме, готовые укрыться росой, ожидали ночи. И повсюду, куда хватало взора, раскинулся величественный Венсенский лес. Он был темным, хмурым, в сером свете уходящего дня его своды казались мне зловещими. Я представила, как сумрачно сейчас в лесу, как ухают совы, шелестят летучие мыши, как тысячи глаз из-под каждого куста следят за одиноким прохожим… Мрачную картину дополняла высокая полуразрушенная башня, стоявшая в самой чаще леса, похожая на башню ведьмы или колдуньи из сказок братьев Гримм. В ее стене зияла дыра, словно великан откусил от нее кусок, посчитав ее за вафельную трубочку, воткнутую в землю. На крыше стояла искривленная печная труба, тонкая и ржавая, похожая на костлявый палец колдуньи, которым она манила меня к себе…
Стало неприятно, я захлопнула ставни, разделась в темноте, не зажигая свечи, и легла спать. Я проворочалась в кровати, вновь и вновь оплакивая Пакито и вспоминая все моменты, когда моя жизнь оказывалась под угрозой. В замке все уже давно спали, стояла глубокая ночь, а я то забывалась беспокойным сном, то снова просыпалась. В какой-то момент, очнувшись от очередного сумбурного сна, я поняла, что в комнате кто-то есть. Я почувствовала это кожей, всем своим телом, словно животное, что ощущает приближение хищника. Я не слышала его движения, не слышала дыхания, но я понимала, что он здесь, возле меня, и что я не смогу защититься или закричать, потому что он успеет нанести удар. Сердце билось с такой бешеной силой, что я дурела от его ударов и голова шла кругом. Сколько еще могла я выдержать это молчаливое противостояние страха и желания жить, когда одно удерживает на месте, не позволяя даже открыть глаза, а другое велит вскочить и бежать? Каждая секунда казалась вечностью.
В комнате стало светлее, я поняла, что кто-то зажег свечу. В конце концов, это могла быть Катя, которая могла войти, чтобы проверить, как я, или Николетта, которая иногда подкладывала дрова в камин, хотя вечером я попросила ее не беспокоить меня и легла спать в холодной комнате. Нечеловеческим усилием я заставила себя открыть глаза. На стене напротив себя я увидела тень. Нужно было повернуться, чтобы встретиться лицом к лицу со своим страхом. Именно это и было самым тяжелым.
– Донна Анна! – послышался шепот.
Донна беспомощно прикрыла глаза. Это был Он, как она и опасалась. Что ж, даже если он пришел убить ее, она встретит его достойно, он не увидит страха в ее глазах. Она повернулась и поднялась с кровати. Последний Рыцарь стоял возле столика, на котором горела свеча, и, скрестив на груди руки, ждал ее пробуждения.
– Вы могли бы предупредить меня о ночном визите, – строго сказала Анна, взяла в руки свечу и поднялась. – Вы понимаете, что ставите меня в щекотливое положение?
– Простите, донна, что ставлю под опасность ваше доброе имя, – иронически произнес Рыцарь, отступая от нее, потому что видел, что ей неприятно стоять перед ним в одной рубахе. – Я могу подождать, пока вы оденетесь, но мой визит не будет долгим.
– Надеюсь, – поеживаясь, заметила донна. – Но если вы недолго… Ночи становятся прохладными…
Он усмехнулся.
– Давайте оставим в стороне разговоры о погоде, донна. До утра остается совсем немного времени, а я бы хотел еще выспаться перед боем.
– Зачем же вы пришли?
– Попрощаться, – она удивленно посмотрела на него, и он продолжил. – Донна, я понимаю, вы доверяете графу больше, чем мне, хотя оснований у вас на это немного. Я не виню вас ни в чем, только боюсь, что ваше покровительство окажется сильнее, чем голос правды.
