Донна старалась не смотреть на тело, лежавшее в телеге, глядя лишь на то, как, быстро поднявшись в тележку, невысокий человек с жидкой бородкой разворачивал кожаный футляр с многочисленными железными инструментами и мотками желтоватой ткани. Он начал тут же перевязывать окровавленного рыцаря, но почти сразу остановился: не приходя в сознание, Готье Шатийон скончался.
– Король был прав, когда сказал, что не желает иметь и тысячу де Шатийонов, если те будут бросаться в бой вопреки его приказам, – сказал де Сержин, глядя на окровавленное тело Готье. Донна и ее спутники молча перекрестились.
Глава 6
Сейфулла поклонился Старцу Горы и поцеловал меч. Остальные агенты хором запели молитву воина, идущего в бой. Старец Горы встал с высокого трона и простер руки над воином. Никто никогда не слышал, как он говорит, но сам ветер был его глашатаем. Ворвавшись в залу, он затушил свечи и завыл, вырываясь сквозь решетки на окнах наружу. Сейфулла почувствовал, как на голову ему полилась Священная Вода Аллаха, которой Старец Горы благословлял идущего на задание агента.
Свечи вновь запылали, зажженные послушниками в черных одеждах. Сейфулла и Старец Горы были единственными, кто был одет в золото. Остальные агенты были одеты в белое.
– Какое имя ты берешь себе, раб? – спросил помощник Старца. Рабами называли всех агентов Горы, но тот, кто шел на задание, имел право выбрать себе любое имя, потому что становился свободным и мог распоряжаться не только своей жизнью, но и жизнью других людей. Сейфулла давно решил, как его будут звать.
– Меня зовут Сейфулла, «Меч Аллаха», – хрипло сказал он.
– Хорошее имя, – заметив легкий кивок Старца, возвестил помощник. – Иди, Сейфулла, отныне твоя жизнь и жизнь твоих жертв в руках Аллаха.
Сейфулла вернулся в свою келью, положил меч на кровать и вытер белым полотенцем голову. Полотенце, впитавшее в себя Священную Воду Аллаха, было аккуратно свернуто и убрано в сумку, где лежали деньги и провизия. Агент Горы переоделся в платье сарацинского воина, взял меч, сумку и вышел из кельи. Его никто не провожал – это была плохая примета. Он молча оседлал лошадь и поехал прочь, не оглядываясь и ничего не чувствуя. Теперь все его мысли, движения, каждый вдох и выдох – все вело только к смерти, которую Старец Горы наслал через Сейфуллу на двоих людей. Их было двое, но Сейфуллу это не смущало. Он выполнит приказ. Он убьет наследника и короля.
Миновало 25 августа 1249 года – в этот день граф Пуатьерский должен был отбыть из порта Эг-Морт со своей женой Жанной и значительными отрядами подкрепления. Прошел месяц, но от него по-прежнему не было известий. Король и бароны забеспокоились, архиепископ распорядился о процессиях в церкви Дамьеттской Богоматери в течение трех суббот. Легат руководил процессией и службами, все молились, а король ходил очень обеспокоенный. Королева говорила, что он вставал среди ночи и молился за своего брата до утра, и было основание этому верить: король похудел, осунулся, под глазами легли темные круги.
Спустя три недели усиленных молитв 24 октября Альфонс Пуатьерский высадился в Дамьетте. Едва лишь граф Пуатьерский отдохнул с дороги, король собрал новый совет баронов, чтобы решить, куда направить первый удар – на Александрию или Каир. Уилфрид вместе с де Базеном и де Сержином стоял возле герцога Бургундского, когда обсуждался вопрос.
Александрия являлась прекрасным портовым городом, но не столь хорошо укрепленным, как Дамьетта. Во время разлива Нила операция по ее захвату могла пройти легко и увенчаться успехом. Этот порт мог бы стать ценной базой, и за этот вариант выступала большая часть баронов.
Граф Артуасский предлагал прямой поход на Каир, потому что он являлся столицей, и, как говорил пламенный Артуа, постоянно повышая голос, «чтобы убить змею, надо раздавить ей голову. Только тогда она перестанет жалить».
Решение оставалось за королем, и тот решил последовать совету своего брата. В пользу такого решения говорило еще одно обстоятельство: посланники одного из сарацинских военачальников, некоего Мах-эд-Саратта, брата которого султан казнил после потери Дамьетты, тайно пообещали, что сдадут королю Каир без сопротивления, чтобы отомстить за его гибель.
Пользуясь тем, что в последнее время король тесно общается с ним и с донной Анной, сир Уилфрид взял слово.
– Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваш выбор, ваше величество, – вежливо начал Вильям. – Но почему вы так доверяете этим посланникам? Мусульмане фанатичны, хитры и изворотливы, им нельзя доверять. Что если это просто ловушка, в которую нас заманивает султан? Мы знаем, что там, вверх по течению, сосредоточены огромные силы мусульман. Они не будут готовы к тому, что мы нападем на Александрию. Это будет внезапная атака, и она может пройти так же легко. Еще одна громкая и легкая победа нам не помешает. Не стоит доверять этим сарацинам, они не раз уже обманывали нас.
Но все же, несмотря на все сомнения и споры, решили двинуться на Каир. В начале ноября вернулся в Дамьетту Гийом Длинный Меч, он расположился со своими англичанами на самом краю лагеря. Они все были хмурыми и мало с кем общались, вели себя крайне замкнуто и обособленно. Даже Уилфрид, друг, которого они раньше принимали в свою компанию, на этот раз не был допущен к ним.
– С этими англичанами творится что-то странное, – ворчал Вадик, возвращаясь с очередной поездки с королем по лагерю. – Они ни с кем не разговаривают, словно на всех обиделись. На меня даже не посмотрели…
– Ты видел де ла Марша? Как он? – я лежала на постели с перевязанным горлом, разговаривать было ужасно больно, но я молчала все утро, и больше терпеть не было сил.
– Ты спрашиваешь про графа, но хочешь узнать про герцога, так? – подмигнул мне Вадик.
– Не важно, – бросила Катя. Она в спешке вязала мне шарф из овечьей шерсти, поскольку считала, что это мне поможет больше, чем простой платок. – Рассказывай про всех, и про де Базена тоже.
– «И про де Базена тоже», – пропищал Вадик, махнув кокетливо ручкой. – Ладно, добрый дядюшка Вильям сейчас расскажет вам про всех. Граф де ла Марш чувствует себя прекрасно, он тренируется в полную силу, торопясь восполнить силы к походу. Де Базен ни на что не жалуется, он даже о вас и не спросил. Моя графиня Артуасская сказала…
– Как, она уже твоя? – рассмеялась Катя, но мне ее смех не понравился.
– Вадик, – прохрипела я, – ты что, наставил рога Роберту?
– Просто удивительно, что она на тебя клюнула! – покачала головой Катя, не отрываясь от вязки.
– Да нет же, – Вадик сел в кресло, пододвинув его к кровати, – ничего такого. Просто я всегда ее зову «моя графиня», чтобы отличать от других.
– Ах, ну да, конечно, – продолжая остервенело вязать, пробормотала Катя. – Их же так много.
– Хотя… любопытно было бы узнать, как они занимаются этим в ХІІІ веке…
– Ты будешь удивлен… – процедила Катя.
