– А герцог? – прохрипела я, собрав последние силы, чтобы прекратить бессмысленное обсуждение средневекового секса.
– Твой герцог просто последняя скотина, – вдруг резко бросил Вадик. – Тоже мне, влюбленный рыцарь. Как только имя его Дамы попытались втоптать в грязь, он отступил. По мне, так он просто трус. Он вообще меня о вас не спрашивает, будто вас и не существует. Но я ему между делом сказал сегодня, что донна тяжело больна. А он даже не пожелал из вежливости выздоровления.
– Донна Анна! – вошла Николетта. – Вам письма.
Я взяла три письма и отбросила в сторону первое. Вадик взял его и, прочитав, от кого оно, ухмыльнулся:
– От Висконти! Посмотрим, что пишет ваш благоверный, донна.
– Уверена, одно из них от герцога, – сказала Катя, с любопытством глядя на меня.
– Нет, вы только послушайте, что пишет этот гад! – возмущенно просипел Вадик. – Он хочет, чтобы она перестала жить отдельно от него, или он подаст на нее в суд и упечет в монастырь!
– Его надо кастрировать, – спокойно предложила Катя, – тогда он сам пойдет в монастырь.
– А он может вообще заставить Анну пойти в монашки? – засомневался Вадик.
– Да ну! – Катя фыркнула. – Конечно, можно ее похитить, силой привезти в монастырь и постричь, но это же делали только в глухом…
– Средневековье? – подсказал Вадик, когда Катя резко замолчала.
Я содрогнулась, представив, как холодные ножницы, касаясь кожи, срезают волосы, и они падают на каменный пол.
Вслед первому письму полетело второе, прочитав, от кого третье, я сорвала печать и развернула бумагу.
Взяв второе письмо, Вадик воскликнул:
– Ситуация накаляется! Это от Анвуайе! «Бесценная Донна! Все мое существо болит и стонет вместе с вами», – Боже, какая эротическая строчка! А ведь речь идет только о простуде! «Надеюсь, что ваш телесный недуг пройдет и уступит место болезни сердца и души». Отвратительно! Кто пишет текст этому парню! Слышь, Оль, он хочет, чтобы ты стала сумасшедшей с больным сердцем! Мрак!
– Оль? – в ожидании спросила Катя, отрываясь от вязки и наблюдая за изменением на моем лице. – От кого третье письмо?
Мои руки опустились на одеяло, если бы я могла возмущаться, слова бы уже давно сорвались с губ, но горло болело так невыносимо, что спазмы не давали даже раскрыть рот. Я с трудом сглотнула и содрогнулась, протягивая письмо Вадику.
– От кого? – удивленно потянул тот, разворачивая письмо. – Это от архиепископа де Бове.
– Чего он хочет? – спросила Катя, спицы засверкали у нее в руках, полотно пушистого белого шарфа начало опускаться на колени.
– Того же, что и Висконти.
– Переспать с Анной? – замерев, спросила Катя.
– Нет, легкомысленная моя, упечь ее в монастырь. Это ультиматум. Либо Анна живет с мужем, либо архиепископ вынужден будет удовлетворить просьбу дона Висконти и отправить Анну в монастырь. Насильно и навсегда. Но есть и второй способ.
– Вот как? – спицы яростнее засверкали в пальцах, и шарф опускался все ниже.
– Он дает донне развод. Но донна уходит в монастырь добровольно.
– В чем разница? – спросила Катя.
– В том, что во втором случае деньги донны отходят церкви.
– Но ведь мы получим развод! – сказала Катя. – Разве не к этому мы стремились?
Я приподнялась и прохрипела, собрав последние силы:
– А если Герцог не вернется? Я не хочу всю оставшуюся жизнь проторчать в монастыре!
– Он вернется!!! Вернется, говорю вам!!! – Катя злобно швырнула спицы в угол и прошлась по комнате.
– Ну, зачем ты опять подняла этот вопрос, – прошептал Вадик. – Ты же знаешь, как она нервничать начинает.
– Она нервничает? А я не нервничаю?! – почти без звука жестами и губами ответила я.
– Они обещали вернуться, и они вернутся! Они не допустят, чтобы мы застряли здесь! – Катя провела рукой по волосам, схватилась руками за решетку на окне и тоскливо посмотрела вдаль.
– И все же на монастырь я не соглашусь, – одними губами ответила я.
К вечеру горло опухло еще сильнее, я не могла даже есть. Связанный Катей шарф приятно облегал шею, от него почему-то пахло молоком. Может, потому, что Катя постоянно поила меня теплым молоком с медом, не знаю… Так паршиво я давно себя не чувствовала. В глубине души я понимала, что виновата сама, потому что напилась в самую жару ледяной воды из колодца, но я даже представить себе не могла, что горло может опухнуть так, что невозможно будет даже есть и пить и будет тяжело дышать. На следующий день после бессонной ночи я чувствовала себя уставшей и разбитой, но больше всего меня угнетало письмо архиепископа. Я не хотела отвечать ему письмом, предпочитая личную встречу, поэтому попросила Катю и Вадика везде и всем рассказать, что я очень больна, не отвечаю на письма и никого не принимаю.
Я лежала на кровати в обнимку с Синтаксисом, который вырос и окреп, и уже совсем не помещался на ладони, как раньше. Катя беспокоилась из-за этой болезни гораздо больше, чем я. Пичкая меня настойками, чаями, молоком и полосканиями каждую минуту, она наконец добилась того, что на третий день я смогла говорить.
За три дня молчания я успела как следует поразмышлять над одним интригующим вопросом: кто такой Последний Рыцарь Короля? То, что он упомянул в своем письме донну Анну, могло означать, что он был в той зале и видел все с самого начала. Почему он принял такое участие в моей судьбе? Означает ли это, что он один из тех, кто живет во дворце? Или же это просто рыцарь-одиночка, не выдержавший разгула в армии и решивший доказать всем, насколько безответственны дозоры крестоносцев?
Конечно, разговорам о святом Дионисии я не верила: что может быть наивнее – полагать, что по ночам лагерь крестоносцев обходит святой, в то время как воины пьянствуют с проститутками! Но тогда с чего такая забота о глупой донне, попавшейся на крючок интриги? Ни к какому определенному выводу я так и не пришла, но что-то меня очень сильно смущало в этой ситуации. Я вспомнила, как некто дважды спас меня на Кипре, посылая записки моим друзьям. Эти три буквы D.C.R., которыми были подписаны записки…
На третий день, когда я обнаружила в себе способность говорить, я возвестила Кате, сразу после того, как она посмотрела мне горло, прижимая язык серебряной ложкой и заставляя меня хрипеть «Аааа!»:
– Последний Рыцарь Короля – это по-французски «Le Dernier Chevalier du Roi».
– Знаю, так его и зовут, – удивленно сказала Катя.
– Это и есть тот самый D.C.R.! Тот, кто спас меня тогда, на Кипре! – выпалила я. – Он кто-то из наших рыцарей, я уверена!
Катя задумчиво наклонила голову набок, взвешивая мою теорию.
– Убедиться в этом мы вряд ли сможем, – сказала она, наконец. – Но что радует, так это то, что у тебя есть добрый друг, который готов прийти на помощь.
