– Мне ничего не надо. Только пообещайте мне, что вернетесь живым и невредимым. Поклянитесь здесь, на своем мече, – она протянула герцогу меч, и тот благоговейно принял его из ее рук.
– Я клянусь, – преклонив колено, сказал он ей и поцеловал перекрестие меча.
– Хорошо, – с облегчением произнесла она, – больше мне ничего не надо.
Вильям, замерев, смотрел на эту пару, и в его ушах звучал совсем иной голос: «Принесите мне самую большую черную жемчужину, рыцарь». Как же отличалась та женщина от этой, что стояла сейчас перед ним, сурово приказывая своему рыцарю жить!
В нескольких метрах от этой палатки, угрюмые и печальные, англичане во главе с Гийомом Длинным Мечом приносили совсем иную клятву.
– Клянусь Пресвятой Девой Марией и младенцем Иисусом, светлым Духом Господним и Господом Богом, а также покровителем нашим святым Дионисием, что погибну в бою и не вернусь живым из этого боя, отдав жизнь свою во имя Господа и во славу его, ибо грешен я и смертен, и тело мое пусть поддастся тлену земному. Да простит Господь грехи мои и грехи моих товарищей, ибо повергаюсь во прах, из которого вышел, – повторяли они один за другим вслед за Длинным Мечом.
Теперь они все знали, что больны: кожа покрылась белыми пятнами, болезненные язвы расползались по всему телу. Они заразились этой болезнью в Акре от проститутки, которую взяли на всех, и все поплатились за похоть. Все они были наслышаны об этой страшной болезни и знали, что она смертельна. Посовещавшись, они решили, что лучшим способом скрыть свой позор и предотвратить последующие мучения будет погибнуть в честном бою, забрав с собой на тот свет побольше душ неверных. Клятва их была печальна, но торжественна; произнося ее, они смотрели друг другу в глаза, полные решимости погибнуть. Они попросились в отряд тамплиеров, чтобы броситься на мусульман в числе первых и умереть достойно.
Глава 11
Когда войско ушло из лагеря, стало вдруг пусто и печально вокруг, словно все погибли в результате страшной и внезапной эпидемии. Ветер трепал унылые флажки на шатрах и брошенные знамена, только раздавались иногда удары из кузницы – там чинили сломанное оружие крестоносцев. Клубы песка перелетали облачками с одного конца лагеря на другой.
Донна Анна перевязывала рыцаря в компании отца Джакомо. Она так нервничала, переживая за друзей и Вильяма, что не могла разговаривать с раненым, отвечая на его вопросы односложно и рассеянно и совсем не слушая его. Движения стали резкими, и она не замечала, как морщится от боли рыцарь, стойко перенося внезапную небрежность донны. Отец Джакомо заметил, как грубо донна бинтует рыцаря, и ласково отстранил, чтобы самому закончить перевязку. Донна послушно отступила, должно быть, понимая, что она не в состоянии помогать другим, и судорожно поправила выбивающиеся из-под накидки волосы. Все вокруг казалось дурным предзнаменованием: слишком жаркое утреннее солнце, тучи песка, жалкий вид брошенного лагеря, скудные тени от пальм. Она была готова зарыдать от отчаяния и горя, потому что в мыслях теряла своих друзей каждый миг. Ей было известно, что отряд герцога Бургундского идет почти самым последним, но это не утешало. Казалось, что было бы легче и не было бы так страшно, если бы она могла быть с ними сейчас там, пока они переправляются через реку.
Она вышла из палатки резко, не в силах больше терпеть запах мази для перевязки, и пошла к себе. Возле шатра ее ждал дон Висконти. Анна остановилась на полпути, желая повернуть прочь, но поняла, что он заметит этот маневр. Ей не оставалось ничего иного, как приблизиться.
– Нам надо поговорить, – Висконти откинул полог шатра, пропуская ее вперед. Донна Анна поколебалась, но, отбросив в сторону все сомнения, решительно вошла в шатер и, дойдя до середины, обернулась. Дон Висконти вошел вслед за ней и прикрыл вход. Под его низким, выдающимся вперед на переносице лбом, горели черные глаза.
– Чем обязана? – сухо спросила донна.
– Я должен предупредить, донна Анна, что против вас готовится серьезный судебный процесс. Вы не пожелали остаться со мной, не оставили попыток оформить развод. У вас еще есть шанс передумать. Если же нет, то я вынужден буду подписать бумаги, компрометирующие вас настолько, что против вас церковь начнет следствие.
– Уверена, что все, что вы напишете там, будет наглой клеветой, – холодно ответила донна.
Висконти усмехнулся.
– Не сомневайтесь в этом. Но это будет убедительная клевета. Над вашей головой сгущаются тучи, и только мне решать, развеять ли их или обрушить на вас бурю. Ваша судьба целиком в моей власти, – донна инстинктивно шагнула назад: голос Висконти вновь стал приобретать опасные нотки.
– Я подумаю, – быстро ответила она, – но не могли бы вы поточнее сказать, в чем, собственно, меня хотят обвинить?
– В колдовстве, – Висконти вздрогнул, когда Анна, вместо того, чтобы испугаться, улыбнулась.
– Вам никто не поверит, Висконти, ведь это же полная чушь! – она прошла мимо него и вышла из шатра вон. Висконти обескуражено посмотрел ей в след. Назвать чушью чуть ли не самое серьезное обвинение церкви! О чем вообще думает эта женщина!
Едва король и его войско выступили за пределы лагеря, было еще раз сообщено всем отрядам стоять в договоренном порядке, а всем воинам – как знатным, так и простым – не покидать ряды и держаться строго своего отряда. Тем, кто должен был следовать впереди, еще раз напомнили, чтобы, перейдя реку, они ждали остальных на берегу, пока все войско не одолеет переправу. Переправа оказалась намного сложнее, чем предполагали рыцари, течение здесь было таким же быстрым и бурным, как и во всей реке, берега такими же крутыми и обрывистыми, да и глубина оказалась много больше, чем того ожидали. Несколько раз за переправу лошади теряли дно, и приходилось пускать их вплавь, и все рыцари, как один, испытали ужас перед темными водами реки, страх утонуть прежде, чем они достигнут берега. Еще живо было в памяти происшествие с крокодилами, и каждое темное пятно под водой внушало опасение: им все казалось, что страшные чудовища вот-вот вынырнут из мутной реки, чтобы утащить их на дно.
Отряд тамплиеров и отряд Роберта Артуасского, шедшие первыми, обнаружили отряд из трехсот турок, поджидавших их на берегу. Было заметно, что появление крестоносцев оказалось полной неожиданностью для воинов – их ряды были спутаны, и они хаотично метались по берегу, не зная, что предпринять.
Граф Артуасский при виде неприятеля позабыл все клятвы, что давал накануне своему брату. Этот злой гений крестового похода, эгоистичный и жадный до подвигов, нес крестоносцам только беды, склоняя их к неправильным и безрассудным решениям. Пришпорив коня и ведя за собой свой отряд, он помчался на турок, и те рассеялись по всему берегу в панике.
Брат Жульен, командир ордена Храма, приблизился со своими людьми к отряду графа Артуасского и принялся внушать ему, что граф поступает низко, нарушая диспозицию, и оскорбляет тамплиеров, вырываясь вперед них, и что он должен пропустить их отряд вперед и встать на место, определенное ему королем, то есть позади ордена.
