Лично мне досталось за то, что я покрывал своих коллег, пытался убедить жену умершего пациента в том, что реаниматологи все сделали правильно.
По жалобе было довольно долгое разбирательство. Мне особо не досталось, но кардиологическую реанимацию «просеяли сквозь мелкое сито», то есть проверяли от а до я. В конечном итоге жалоба была признана необоснованной. Такое случается достаточно редко, обычно разбирательство заканчивается не оправдательным приговором, а выговорами. Даме не просто отправили письменный ответ. С учетом того шума, который она подняла, ее пригласили в департамент, разъяснили, что к чему, и попросили быть объективной в оценке действий врачей. Но она обвинила сотрудников департамента в том, что они выгораживают виновных вместо того, чтобы наказывать. За этим последовала жалоба в министерство здравоохранения. В этой жалобе мне было уделено больше внимания, чем в предыдущей. Теперь меня обвинили в том, что я скрываю правду, даю те заключения, которые выгодны врачам-убийцам (так она писала). И вообще непонятно, от чего именно умер пациент. Не исключено, что его неправильно лечили.
Нам пришлось пережить еще одно разбирательство, гораздо более неприятное, чем предыдущее. На этот раз «сквозь мелкое сито» просеяли и наше патологоанатомическое отделение, проверяли, насколько добросовестно мы проводим вскрытия и соответствуют ли наши диагнозы реальному положению дел. Являются посреди рабочего дня двое проверяющих (мы между собой называли их «экзаменаторами»), берут протоколы сегодняшних вскрытий и сверяют их с исследованными телами. И так несколько раз. Нервирует это ужасно, тем более что в каждом случае «экзаменаторы» находили, к чему придраться. Мелочь какая-нибудь, но извольте написать объяснительную и выслушать нотацию.
Выискались доброхоты, которые начали устраивать пикеты около входа в больницу. Расхаживали с самодельными транспарантами, явно ждали, что к ним приедут с телевидения. Но, видимо, у телевизионщиков были более интересные дела, потому что за три дня они ни разу не приехали, а на четвертый день пикетчиков уже не было. Пикетирующих можно было пересчитать по пальцам одной руки, но вреда они наделали много. Медики на них внимания не обращали, в отличие от родственников пациентов. Насмотревшись на транспаранты «Кто ответит за смерть NN?» или «Долой круговую поруку врачей-убийц!», родственники негативно настраивались по отношению к врачам и всей больнице в целом. На пустом месте начинались придирки и обвинения. Это не так, то не так… Правильно у вас тут демонстрацию устроили!
Когда закончилась эта проверка, мы облегченно вздохнули. Ну теперь, кажется, все – отмучались. Дальше жаловаться некуда, разве что Президенту, но ему на врачей жалуются очень редко. Я вот не припомню ни одного такого случая.
Однако рано мы радовались. В департамент пришла новая жалоба от этой неугомонной дамы. Теперь она жаловалась на грубость и вымогательство. Якобы все медики, включая и меня, грубили несчастной женщине, а врачи кардиологической реанимации делали ей прозрачные намеки на то, что за хорошее отношение к пациенту надо платить. И снова упоминалось про то, что не было разрыва сердца, а была только остановка. Видимо, эта неверная информация засела в ее сознании очень крепко.
Мы дружно написали объяснительные и стали ждать аналогичной жалобы в министерство здравоохранения. Дождались. Эта жалоба, четвертая по счету, касалась только кардиологической реанимации. К грубости и вымогательству добавилось обвинение в пьянстве на рабочем месте. Дама писала, что от врачей, с которыми ей приходилось общаться, несло спиртным духом. Обычно на вымогательство или пьянство на работе жалуются сразу же, но в этом случае события развивались иначе. Обвиняемые написали очередные объяснительные, главный врач получил замечание за низкую дисциплину (непонятно почему), и на том жалобы прекратились. Правда, линейный контроль департамента здравоохранения зачастил в нашу кардиологическую реанимацию. В течение нескольких месяцев контролеры наведывались практически еженедельно и каждый раз где-то в районе полуночи, явно хотели застукать сотрудников за распитием или при запахе. Но потом перестали.
Несмотря на все причиненные этой дамой неприятности, в глубине души я ей сочувствовал. Когда человек в преклонном возрасте или долго болеет, окружающие свыкаются с мыслью об его уходе и не так остро воспринимают фатальное. Внезапная смерть мужа, находившегося в полном расцвете сил и ничем не болевшего, – это невероятное потрясение. Если бы не было потрясения, то не было бы и жалоб. Смерть родственника, к которому относятся прохладно, никогда не вызывает жалоб. Жалуются, когда больно и обидно. Но жалобы должны быть объективными, а не высосанными из пальца.
Спустя некоторое время эта история забылась. И вдруг однажды я увидел эту даму в передаче, посвященной состоянию отечественного здравоохранения. Она сидела в массовке, и ведущий как раз дал ей слово.
– Дело не в оснащении, а в людях, – сказала она. – Моего мужа врачи не спасли, когда в реанимации у него остановилось сердце. Это был не разрыв сердца, а банальная остановка…
Словосочетание «банальная остановка сердца» для понимающего человека звучат как «банальная авиакатастрофа». Но это для понимающего… Вполне возможно, что без установки «со всем, кроме разрыва сердечной мышцы, врачи способны справиться», не было бы всех этих жалоб.
Тут было бы хорошо сказать что-то поучительное, назидательное, но я скажу просто. Информацию нужно получать из надежных источников. И если уж вам захотелось разобраться в каком-то медицинском вопросе, то не обращайтесь к Великому Сетевому Разуму, а возьмите вузовский учебник, желательно самый новый. Отдельный ляп может проскочить и в учебник, но в целом там информация надежная, проверенная.
Страсти-напасти
Вы можете пересказать содержание тургеневских «Отцов и детей»? Могу предположить, что многих читателей этот вопрос поставит в тупик. Я, признаться, тоже смутно помню, как развивались события в этом классическом романе. Но все помнят, отчего умер Базаров. Он делал вскрытие, поранил палец, в рану попал трупный яд, вызвавший смертельное заражение крови, которое в романе называется на старинный лад пиэмией (с греческого этот термин переводится как «гнойная кровь»).
Меня часто спрашивают, опасна ли моя работа. Не рискую ли я заразиться трупным ядом во время вскрытия? Ведь случайно поранить палец ножом несложно.
Начну с того, что квалифицированный специалист, имеющий опыт работы с инструментами, в нормальном состоянии себя никогда не поранит. Другое дело, если работать под хмельком или в болезненном состоянии. Все движения давно отработаны и усвоены на бессознательном уровне. Свободная рука никогда не находится на пути у ножа или иглы. Кроме того, никакого смертоносного трупного яда в природе не существует. Этим термином в старину называли группу азотсодержащих веществ, образующихся при разложении белков. Продукты разложения ядовиты, если съесть протухшее мясо, можно получить отравление, но они не настолько смертоносны, чтобы случайный порез мог привести к смерти. То ничтожное количество, которое при этом попадет в кровь, не причинит организму никакого вреда и заражения крови не вызовет, потому что химические вещества заражения вызвать не могут. Заражение – дело «рук» патогенных микроорганизмов. Вот им-то для поражения организма достаточно маленькой ранки. Они проникают в кровь, размножаются в ней и разносятся с кровью по организму. На самом деле Базарова погубил не трупный яд, а какой-то микроб. Если бы в то время были антибиотики, Базарова возможно удалось бы спасти. Теоретически удалось бы, ведь замысел Тургенева предполагал смерть главного героя в конце романа, а против замысла автора бессильны любые лекарства.
