Напоследок я зашел в туалет и на обратном пути остановился у барной стойки. Мне, пожалуй, на сегодня хватит, иначе завтра я буду так себе, но молчание Стиви и ощущение, что у меня связаны руки, не давало покоя.
Кто-то втиснулся между мной и другим парнем, ожидавшим у бара своей очереди. На меня повеяло знакомыми духами, и я взглянул на женщину, втершуюся в мое личное пространство.
– Шиппи! Я так и думала, что это ты! Такую задницу, как у тебя, забыть невозможно!
Блин, вот только этого мне сегодня не хватало.
– Пенни?
Накрашенные губы еще шире разъехались в улыбке при виде моего недовольства.
– Не волнуйся, Шиппи, я пришла не создавать тебе проблемы, – и она помахала рукой у меня перед носом, посверкивая бриллиантовым колечком.
– Поздравляю. И кто счастливец?
Ну хоть можно не париться, что она опять начала на меня охоту.
– Чак Петерсон, владелец риелторского агентства! Помнишь Петерсона? Его рекламными щитами весь город утыкан. Самый крупный риелтор в нашем городе!
– Вот здорово.
Похоже, после нашего расставания ничего не изменилось: Пенни всегда интересовали статус, деньги и блеск.
Я заказал себе пива и предложил ей тоже что-нибудь выбрать, желая побыстрее отделаться. Разумеется, Пенни заказала какой-то хитровывернутый гламурный коктейль. Вдруг ее глаза загорелись, и она хлопнула меня по груди:
– Давай селфи сделаем! Чак умрет от зависти, что не застал тебя и Кинга!
Она вытащила телефон и повисла у меня на руке, сделав ненормальное утиное лицо, которое сейчас так полюбили женщины. Я не мешал ей делать дурацкие фотографии (иначе от Пенни можно ожидать скандала) и даже силился улыбнуться, чтобы не выглядеть невоспитанным грубияном.
К счастью, на стойку выставили мое пиво и ее коктейль, поэтому я положил деньги и ушел, прежде чем Пенни успела сделать новые селфи. Я направился в дальний угол, где Кингстон уже заседал с нашими однокашниками из колледжа.
Я хотел присесть, когда меня кто-то схватил за локоть.
– Это что за паскудство? – прошипел Рук.
Я поглядел на его руку, сжимавшую мне локоть.
– Где паскудство?
Губы Боумена искривились в усмешке.
– Тебе это кажется шуткой?
– Я вообще не понимаю, о чем ты.
– О тебе и твоих шлюхах! В интернете гуляет ваше со Стиви вирусное видео, а ты вон что себе позволяешь?
Я показал большим пальцем за плечо:
– Я с этими парнями в колледже учился.
– А селфи делать с какой-то девкой в баре нормально, если четыре дня назад ты соблазнил мою сестру?
– Ты же ни черта не знаешь, Рук.
– Чего я не знаю? Стиви ходит сама не своя. Тебе не кажется, что ты ей достаточно нагадил? Или ты только о себе способен думать? – Рук наскакивал на меня, взвинченный не хуже, чем я сам.
– Ты охренел? Да она же из-за тебя со мной не разговаривает! Это ты проблема, Рук!
– Это я проблема? Жаль, я тебе задницу не оторвал еще месяц назад!
– Так, парни, остыньте, пока на отстранение не нарвались, – Кинг попытался нас растащить, но мы не обратили на него внимания.
Я устал от Рука и его идиотской болтовни, устал от того, что все, о чем я мечтаю, достается другим.
– Иди жену пугай отстранением. Махача захотел, Боумен? А давай!
У него задергалась щека.
– Тебя в реанимацию увезут, если я махну, козел!
– А тебя сразу на кладбище.
От бешенства перед глазами будто повисла красная пелена. Краем сознания я понимал, что малость перебрал сегодня и не сейчас бы мне решения принимать, но меня взбеленили ослиные обвинения Рука и упорное молчание Стиви.
Я устал кланяться всем подряд, уступать и ходить по одной половице. Я соблюдал все чертовы правила, ступал как по сырым яйцам, подчинялся приказам, но мне осточертело думать только о чувствах и желаниях других.
Рук мотнул головой в сторону выхода:
– Без лишних глаз?
Я стиснул и разжал кулаки, ухмыльнувшись в ответ:
– Идет.
Мы вышли из бара (за нами увязались Кинг и еще пара ребят). Уверен, что в голове у нас с Боуменом была одна и та же мысль: найти переулок потемнее и как следует подраться. В итоге мы оказались у мусорных контейнеров. Здесь было довольно тепло, и вонь гниющих отбросов вызывала тошноту.
– Ребята, зря вы это, – начал Кинг, но я захлопнул дверь у него перед носом.
Кингстон с усилием ее открыл (такого лица я у него что-то не припомню), вышел в переулок, сморщившись от запаха помойки, скрестил руки на груди и прислонился к закрывшейся металлической двери:
– Я здесь в качестве посредника.
Мы с Руком посмотрели на него и снова сосредоточились друг на дружке.
– Я тебе говорил не трогать, блин, мою сестру, а ты, сволочь… – зарычал Рук и встал, как ему казалось, в боевую стойку.
– Я не подчиняюсь твоим приказам.
– Тебе Алекс внятно сказал – держаться профессиональных отношений!
– Пока я снова не выйду на лед! Я так и поступил!
– Ты решил задурить ей голову и использовать, как своих шлюх-болельщиц? – и Боумен неожиданно мне врезал, коротко размахнувшись. Это был дешевый и грязный трюк, апперкот, от которого голова у меня мотнулась назад, а перед глазами вспыхнул целый фейерверк.
Я споткнулся о какой-то пакет с мусором и с размаху сел на задницу. Боумен воспользовался моим замешательством и кинулся на меня. Примерно на полсекунды я его зауважал за готовность постоять за честь сестры. До меня начало доходить, как трепетно он к ней относится.
– Я ее люблю, придурок хренов! – заорал я. Это не было тактическим приемом с целью ошеломить противника: последние четыре дня я не находил себе места. Я был как дерево с подрубленными корнями, лишенное необходимого питания.
Рук замер с занесенным кулаком, и на его лице проступило недоумение. Я не стал зевать и рывком перекатился на бок, уложив Боумена спиной на асфальт. Челюсть у меня уже болела. Если Боумен мне что-нибудь сломал, я буду, хм, крайне раздосадован.
– Я ее люблю, а из-за тебя она со мной не разговаривает!
Кинг оттащил меня от Боумена, и тот кое-как поднялся на ноги.
– Да за тобой километровый список легких побед, в любой соцсети открывай и любуйся!
– Это победы моего брата, а не мои. Ты хоть раз видел, чтобы я кадрил болельщицу? В жизни такого не было, блин!
– Врешь, – огрызнулся Рук, но я видел, что он вспоминает предсезонные игры, силясь откопать эпизод, когда бы я чирикал с какой-нибудь девицей или даже увез ее к себе домой. С болельщиками я очень вежливый, учитывая, что и в лучшие дни я то еще хамло.
