И якоря оказались необычными, как подметил Даро. Один из якорей был свободным; его ставили в помощь главному якорю во время сильного волнения на море. Он находился на носу, и Даро смог рассмотреть его во всех подробностях. Якорь, конечно же, сделали из камня, но не бесформенным, а плоским, с тремя отверстиями. В два нижних отверстия были вставлены деревянные колья, — видимо, они увеличивали удерживающую способность якоря — а в верхнее был заведён канат. Кроме того, верхняя палуба была защищена от непогоды навесом из полосатой ткани, которую поставляли торговцы Чёрной Земли.
Нужно было отдать должное искусству мастеров, которые строили пентеконтеры. Борта чудо-кораблей украшали резные фигурки богов и богинь Крита и разнообразных морских чудищ, а полоски бронзы, проложенные вдоль бортов, сверкали под солнечными лучами чистым золотом. Пентеконтеры раскрасили яркими красками, но главное — лопасти вёсел были гораздо шире обычных, на что сразу обратил внимание Даро, будущий мореплаватель, уже имеющий кое-какие понятия по части кораблестроения. Трудно сказать, насколько быстрым ходом они могли идти благодаря таким вёслам, но в том, что эти странные корабли представляли собой грозную силу, Даро не имел ни малейшего сомнения.
— Ух ты! — только и сказал восхищенный Атано, жадно пожирая глазами корабли-крепости.
В ответ Даро лишь ухмыльнулся — не без некоторой снисходительности. Разве может человек суши оценить в полной мере то, что понятно только будущему человеку моря…
Корабли микенцев нарисовались на горизонте совершенно неожиданно. Они так быстро шли, — ветер был попутным, дул с северной стороны, — что вскоре оказались у отведённого им причала, оборудованного для торжественной встречи. Наверное, о том, что прибывают гости, правителю острова доложил «аргус»
[35], который дежурил в башне, построенной на самом высоком холме. Он должен был неусыпно наблюдать за морем, чтобы не пропустить появления чужеземных торговых кораблей, а главное — вражеского флота.
Если так случалось, он зажигал бочку горючей смеси — древесная смола вперемешку с оливковым маслом и животным жиром. Днём жителям острова о вражеском нападении сообщал густой чёрный дым, но в отличие от дыма маяка он поднимался к небу не ровным столбом, а клубами, через равные промежутки времени, благодаря хитро устроенной сигнальной ёмкости. В тёмное время суток тревожным сигналом был огонь красного цвета — из-за разных добавок в состав горючего вещества.
Правитель Аминисо уже был в годах, но его величавая широкоплечая фигура всё ещё поражала мощью и тонкой талией; собственно говоря, как и у всех Высших, ведущих свой род от первого Миноса. Одежда, обычная для юношей и мужчин всех сословий, в такой торжественный день ему не приличествовала. Она была очень простой и состояла из кожаного пояса, от которого шёл передник, закрывающий бёдра. Он надевался таким образом, что спереди ниспадал углом, а его вертикальная кромка шла наискось от бедра к колену другой ноги. Передники для каждодневного ношения делали из ткани с вытканными цветными узорами. У придворных узоры на передниках из очень дорогого виссона
[36] вышивали золотом, а к поясам приклёпывали золотые чеканные пластины.
Хозяин Аминисо надел длинную цветную юбку, а поверх неё — похожее на сетку одеяние из кручёных золотых нитей. А ещё на нём была красная хлена с вышивкой из очень тонкой шерсти — дорийский
[37] четырёхугольный плат, обёрнутый вокруг тела и прихваченный на плечах серебряными заколками с драгоценными камнями. Его пальцы были унизаны золотыми кольцами, а на голове высился потрясающе красивый головной убор — высокая шапка с ажурным золотым ободком, украшенная жемчугом и пышными перьями какой-то диковинной птицы из страны Нуб.
Рядом с ним стояла и его жена. Когда-то она была первой красавицей Аминисо, но годы сделали своё дело: посеребрили густые чёрные волосы, витыми локонами ниспадающие на плечи, и проложили морщинки, которые она тщательно скрыла специальной пастой — под цвет лица. Тем не менее её фигура всё ещё была вполне хороша, а то, что должно быть скрыто, замаскировала одежда, — удивительной красоты пеплос — такой же дорийский плат, как у мужа, но не из шерсти, а сотканный из «перьев» — тончайших кручёных волокон раковин-жемчужниц.
Она уже не могла открыть грудь, как это делали юные женщины из высшего сословия или жрицы Крита, зато её драгоценностям могла бы позавидовать жена самого миноса. Красивые золотые перстни на пальцах рук работы искуснейших мастеров-ювелиров острова, на шее ожерелье из разноцветных благородных камней — агата, порфира, аметиста, яшмы (на каждом из них были резные изображения божеств и разной морской живности), золотые серьги необычайной красоты, изображающие пчёл и медовые соты, а уж застёжки пеплоса и вовсе могли свести с ума любую модницу из придворной знати. Они были выполнены из серебра и каждая заключала в ажурном переплетении немыслимо большой, красивый и прозрачный драгоценный камень
[38] бирюзового цвета, явно привезённый из каких-то дальних стран.
Микенцы прибыли на трёх кораблях: один был «круглым» — торговым, обладающим большой вместительностью, а остальные два представляли собой боевые гемиолии — почти такие же, как корабль ахейцев, мирно покачивающийся на тихой волне неподалёку от них, за исключением размеров, которые были несколько больше. Но гемиолии микенцев имели на борту то самое копьё-таран, о котором рассказывал Акару.
Сходни на причал опустили только торговцы. На военных кораблях сигнальщик сыграл на авлосе
[39] общий сбор, и вдоль бортов гемиолий выстроились мрачные, молчаливые и темнолицые воины-микенцы. Они были в бронзовых доспехах с высоким воротом, защищавшим шею, и в шлемах-корусах
[40]. В руках микенцы держали мощные копья с наконечниками в виде большого древесного листа.
