Несколько позже Видамаро, поразмыслив, понял, по какой причине на мирные суда Крита, с которым жители Чёрной Земли давно вели взаимовыгодную торговлю и никогда не нарушали мир, напали военные корабли Айгюптоса. Видимо, фараон Та-Кем не хотел, чтобы какой-нибудь народ, населявший берега и острова Зелёного моря, имел торговые связи с Пунтом, который, по его замыслам, должен был стать сокровищницей Чёрной Земли. Впрочем, Видамаро было не до отвлечённых размышлений и умозаключений. Четверо моряков его флотилии нашли своё упокоение в водах Уадж-Ур, добрый десяток залечивал лёгкие раны, нанесённые стрелами, а сам он свалился в лихорадке после того, как из его тела с большими трудами извлекли похожее на широкий древесный лист зазубренное остриё стрелы, выпущенной из дальнобойного углового лука. Это оружие сильно отличалось от луков, которыми были вооружены соплеменники Видамаро. С недавних пор луки в Айгюптосе стали делать сложносоставными. Это великолепное оружие состояло из древесины разных пород, пластин рога или кости и было красиво украшено.
Не всякий человек мог приобрести такой лук из-за высокой цены, и не каждый воин мог натянуть его тетиву; она была очень тугой. Но сложносоставные луки били очень далеко, и постепенно ими начали вооружать армию и флот Айгюптоса. А уж стрелы лучников Чёрной Земли считались самыми смертоносными. Они были сделаны из тростника с деревянной оконечностью, к которой крепился медный или стеклянный наконечник, и оперены.
Стрелы у воинов Айгюптоса были лёгкие и дальнобойные. Первая била на расстояние в восемьсот шагов, а вторая — на тысячу двести. Для противника в тяжёлой броне применялась тонкая четырёхгранная игла из меди, реже — наконечник в виде древесного листа, а против атаки конницы, колесниц и легковооружённых солдат использовался наконечник из колотого стекла, обычно наносивший рваные раны, которые практически невозможно было вылечить. Видамаро здорово повезло, что ему не досталась стрела со стеклянным наконечником…
В поездку на остров Стронгили кибернетос взял отца и сына. Акару очень хотелось немного развеяться, вспомнить прошлое, поэтому он испытывал огромный душевный подъём от предстоящего путешествия, а уж про Даро и говорить нечего — он был просто счастлив. Уж больно хорошо и удачно у него всё начало складываться в последнее время. И большую чёрную жемчужину добыл, тем самым сильно порадовав деда, и отец излечился от тяжёлого ранения, и наконец он нашёл общий язык с неприступной Атенаис.
Возвращаясь в Коносо, Даро, конечно же, исполнил свою задумку — добыл прекрасный букет диктамнона. Для этого ему пришлось потихоньку отстать от всех и забраться на совершенно неприступные скалы, нависавшие над тропой. Но его опасные труды не пропали даром. Когда он снова появился в мастерской Кбида и встретился с Атенаис, девушка просто лучилась от радости — уж неизвестно по какой причине.
Даро никак не связывал великолепное настроение Атенаис с подарком — чёрной жемчужиной. Для него эта ценная горошина мало что значила. Ценная — да, но не более. Наверное, ему просто повезло, что он появился в мастерской в тот редкий момент, когда Атенаис благодушествовала. А уж её резкий, непримиримый характер он хорошо изучил ещё в детстве. Атенаис никому не давала спуску. Она могла во время захватывающей игры вдруг всё бросить, уединиться, начать рисовать на песке разные фигурки, и тогда к ней не подходи. Она никого не выделяла, и мальчишки даже побаивались её, потому что рука у Атенаис была тяжёлая.
Когда же Даро со смущённым видом всучил ей букет диктамнона и что-то не очень внятно пробормотал, Атенаис и вовсе расцвела. А в её огромных лучистых глазах он прочитал нечто такое, о чём даже боялся помыслить.
Возможно, Атенаис хотела пообщаться с ним подольше (а уж как он хотел!), но тут появился заказчик, и ей пришлось заняться переговорами, хотя она едва скрывала раздражение от столь бесцеремонного вторжения в её святая святых. Но работа есть работа, и Даро не стал дожидаться, пока капризный заказчик объяснит Атенаис, как нужно расписать амфору, которую втащил в мастерскую его слуга, и что на ней изобразить.
Он ушёл не попрощавшись, а затем всю обратную дорогу к дому бежал, как олень, стараясь унять в душе восхитительное чувство огромной радости — уж непонятно, откуда взявшееся. Радость переполняла всё его естество, и он интуитивно ощущал, что если не истратит силы на этот совершенно безумный бег, то упадёт без чувств…
Даро стоял на носу корабля, всматриваясь в голубую даль, и мучительно соображал, что привезти Атенаис из Стронгили. Коль уж девушкам так нравятся подарки, то почему бы не воспользоваться столь удобным моментом?
Но самое главное — отец доверил ему командовать кораблём! «Ты уже достаточно взрослый, — строго сказал Видамаро. — Науку кибернетоса ты уже прошёл, пора применять свои познания на практике. Пойдёшь на Стронгили кормчим…»
Даро не ожидал такого поворота событий и поначалу даже испугался, — а ну как он даст маху? — но тут появился дед и успокоил его: «Пассажиром меня возьмёшь, кибернетос?» Даро едва не обнял старика от огромного облегчения. Только на второй день он наконец сообразил, что отцом так было задумано изначально. Конечно, Видамаро верил в способности сына, ведь они уже выходили в море, и не раз, но тогда Даро был помощником кибернетоса. Теперь ему требовался всего лишь хороший советник. А кто может лучше справиться с этой ролью, как не Акару?
Стронгили появился на горизонте совершенно неожиданно. Только что в той стороне находился пустой горизонт, над которым висели лёгкие перистые облака, и вдруг возникло прекрасное явление — изумрудно-зелёный остров, увенчанный конусообразной шапкой вулкана, испускавшего почти прозрачный дымок. Казалось, что от острова исходит божественное сияние, которое мигом окрасило морскую голубизну в бирюзовый цвет.
— Если Крит именуют Колыбелью Богов, то Стронгили по-всякому заслуживает названия Дома Богов, — с восхищением молвил Акару. — Сколько раз мне приходилось бывать на острове, и всегда меня охватывало удивительное ощущение возвышенной одухотворённости. Но одновременно с восхищением и преклонением перед красотами Стронгили появлялся непонятный страх. Особенно в душные летние вечера, когда из равнины начинали подниматься испарения. Иногда мне казалось, что я вижу гигантские призрачные фигуры в странных одеждах, шагающие по каменным плитам, которыми вымощена главная площадь порта… — Тут дед весело рассмеялся и добавил: — Признаюсь — такие видения чаще всего случались, когда меня угощали сладким вином из вяленого винограда. Уж больно хорош этот напиток. Пьёшь, и пить хочется…
Чем ближе суда Видамаро подходили к Стронгили, тем яснее проявлялись очертания прекрасного острова, древней родины жителей Крита. Величественно возвышавшийся над островом вулкан словно находился под охраной двух конусообразных гор со скалистыми вершинами. Они были гораздо ниже вулкана, и стояли по его сторонам, как стражи — мрачные, грозные и неприступные. Когда-то и эти горы дымились, но со временем огонь в их чреве потух, и на их склонах появились стада овец и коз, благо трава там всегда росла зелёная и самая вкусная.
Наконец Даро начал различать и песчаные пляжи, которые крыльями расходились в обе стороны от входа в главную гавань Стронгили. Они обросли небольшими причалами для рыбацких лодок, как дикобраз колючками. Челны разных размеров и предназначений приплясывали на мелкой волне в ожидании своих хозяев, чтобы отправиться на вечерний лов. Совсем уж крохотные лодки были вытащены на берег и напоминали издали разложенные для вяления рыбины. Зимой, когда начиналось штормовое ненастье, все мелкие плавательные средства обычно прятались в гавани.
