Но вот показалась и гавань. Она была обширной, очень вместительной, а вход в неё напоминал узкое горлышко амфоры, предназначенной для вина. Его охраняли две грозные высокие башни, которые были увенчаны огромными фигурами древних богов-прародителей. Никто уже не помнил ни их имён, ни связанных с ними легенд. Их просто называли Первыми. Они всегда стояли на башнях, стерегущих вход в гавань. Да и сами башни явно соорудили боги, потому что жители Стронгили не могли даже представить, откуда взялись невероятных размеров камни странного зеленоватого цвета, из которых они были сложены, и каким образом эти огромные глыбы можно было доставить на остров и водрузить на место.
Узкая полоска пляжа находилась у подножья высокого скалистого берега, который защищал гавань, словно высокая крепостная стена. Даро знал, что на ночь вход в гавань перекрывается массивными медными цепями — от одной башни к другой. Поэтому тайно проникнуть в город, здания которого уступами поднимались по склонам вулкана, не было никакой возможности. К тому же на башнях у подножий статуй стояли каменные чаши, где по ночам горел огонь. Чаши-факелы служили маяком для припозднившихся мореплавателей и освещали вход в гавань.
Запрокинув голову, Даро всматривался в бесстрастные лики Первых. В них было очень мало человеческого; может, потому, что над изваяниями трудились не искусные мастера-резчики, а какой-то великан, который вытесал их огромным топором — грубо и без намерения придать им хоть какое-то сходство с теми, кого он изображал.
Корабли Видамаро миновали узкое горлышко входа, и показалась гавань — во всей своей красоте и обширности. Она полнилась судами многих племён и народов. Здесь их было гораздо больше, чем в Аминисо. У Даро даже глаза разбежались — на кого смотреть?! Особенно много находилось в гавани финикийских кораблей. Не узнать их было невозможно. В какой-то мере они были похожи на корабли Крита, но от судов других народов, населявших берега и острова Уадж-Ур — Великого моря, они отличались изрядно.
Поначалу финикийцы плавали только вдоль берегов на судах, которые они подсмотрели у торговцев Чёрной Земли. Это были одномачтовые лодки с огромным четырёхугольным парусом, которому можно было придать любое положение по отношению к корпусу, что позволяло морякам ловко маневрировать. Борта таких судов соединялись палубным настилом, и весь свой груз купцы хранили прямо на нём.
Когда нужно было перевезти в дальнюю страну товары из Ханаана, финикийцы обычно подряжали критские и микенские суда. Только кефтиу и ахейцы умели строить корабли с килем, составлявшим его основу. Лишь на таком судне можно было свободно плавать в открытом море.
Финикийцы научились делать свои корабли у кефтиу. Узнали они у моряков Крита и как можно отыскать в открытом море ближайшую землю, когда долгое время небо затянуто тучами и нельзя увидеть расположение звёзд. Моряки выпускали голубя, и птица в поисках пищи и воды непременно летела к суше. Голуби всегда находились на корабле, и за ними ухаживали со всем тщанием.
Свои торгово-грузовые суда (они назывались «гаула») финикийцы строили из особо прочной, не подверженной гниению древесины кедра, произраставшего только в одном месте — в горах Баалу. Так именовалась горная местность, принадлежащая Ханаану и названная по имени главного бога-громовержца финикийцев, который ко всему прочему являлся ещё и богом плодородия, вод, войны, неба и солнца.
Для лучшей сохранности товаров, перевозившихся в хрупких амфорах, трюмы гаул иногда заполнялись водой — чтобы во время шторма глиняная посуда не разбилась. Более дорогие товары мореплаватели Ханаана помещали на палубу и ограждали их деревянными решётками. Гребцы сидели вдоль борта в один ряд, а на красивом резном афластоне — корме — была прочно закреплена пара мощных рулевых вёсел.
Корабли финикийцев, предназначенные для дальних плаваний, обычно имели очень высокую мачту с огромным парусом. На носу стоял большой сосуд, в который наливалась питьевая вода, а таран чаще всего представлял собой львиную голову. Торговым судам нередко приходилось превращаться в военные корабли, поэтому каждый торговец нанимал внушительную охрану, благо разместиться ей было где.
На торговцев Ханаана всегда шла охота, потому как морские разбойники знали, что они везут очень ценные грузы. Но особо лакомой приманкой для пиратов были гаулы с широкими и вместительными трюмами. Неповоротливые, тихоходные, они были лёгкой добычей для разбойников, даже если их защищали «длинные» корабли, более приспособленные для морского боя, нежели гаулы. Разве можно отбиться от быстроходных пиратских акатий или лембов, которые нападали стаями?
Находились в бухте и корабли дорийцев. Они отличались тем, что имели на борту метательную машину, похожую на огромный лук (таинственную новинку), и мощный гарпах — деревянный стержень с железным наконечником. Он запускался метательной машиной в корабль врага, чтобы его зацепить. Когда железный наконечник пробивал борт, он раскрывался внутри и крепко держал корабль.
И, конечно же, не обошлось без ахейцев; для их торговых судов и гемиолий Стронгили был словно мёдом намазан. Ведь нигде в Критском море
[63] не было более зажиточного населения, чем на Каллисте, прекраснейшем острове, и такого богатого рынка, который раскинулся на берегах гавани. О зажиточности островитян можно было судить хотя бы по их двух- и трёхэтажным домам. Уже в свой первый приезд на остров Даро с удивлением отметил, что там невозможно найти ни одной лачуги, тогда как на Крите они были сплошь и рядом, особенно в предместьях городов. Казалось, что на Стронгили вообще нет людей со скромным достатком.
Возможно, так оно и было. Если на Крите в летний период дождь считался редким явлением, то на Стронгили благодаря дыханию вулкана они шли часто. Здесь и виноград вырастал крупнее и слаще, и ветви пышных олив гнулись от плодов, и урожай с полей и огородов был необычайно щедрым, потому как на плодородной почве острова произрастало всё, что сажали и сеяли, безо всякого урона. Этому способствовала не только благодатная почва острова, перемешанная с вулканическим пеплом, но и сам вулкан, который подогревал землю в любое время года, и растениям даже редкие заморозки были не страшны.
Пепел на острове появился после того, как в древние времена вулкан показал свою мощь. После этого многие островитяне покинули Стронгили — часть переселилась на Крит, образовав там колонию, превратившуюся со временем в мощное государство, а часть на другие острова Киклад. Но вулкан успокоился, затих и некоторые жители Каллисте — а остров и впрямь стал Прекраснейшим после извержения вулкана, который разрушил только часть зданий, — вернулись в свои дома.
С той поры Стронгили только богател, развивался, его столичный город раздавался вширь — с рыбацкими посёлками и предместьями он занимал почти всё побережье острова. Один из миносов даже хотел вернуться со всем своим двором на остров, в бывшую метрополию, чтобы наслаждаться жизнью в прекраснейшем дворце на склоне вулкана, восстановленном и перестроенном. Ведь в нём тоже существовал водопровод, как и в Лабиринте, вот только вода для ванн поступала из подземных источников и была горячей. Да и холодная питьевая была не хуже, чем на Крите. А ещё на острове нашли целебные грязи, которые особенно хорошо помогали старикам и увечным воинам. Но главное — на Стронгили практически отсутствовало зимнее время.
