— Госпожа, повелитель уже поднялся...
Тихий шёпот над ухом вплёлся в сон правительницы Крита, и шум волн, которые накатывались на берег, стал громче. Море блистало невыносимо яркой бирюзой, на горизонте виднелся белый парус, который стремительно приближался к берегу. Он постепенно становился виден во всех подробностях... только трудно было разглядеть, что на нём нарисовано... ближе, ещё ближе... и вдруг под парусом появился невиданный корабль с двумя рядами гребцов. Флейтист задавал темп гребцам, а на носу... кто же стоит на носу? Огромный мужчина с красной кожей... в рогатом шлеме... Нет, на голове у него не шлем, это и впрямь огромные острые рога! О боги — это Минотавр! Нет, нет!..
Правительница вскрикнула, служанка, юная придворная дама в испуге отшатнулась — и сон исчез, растворился в небесной сини, которая вливалась в опочивальню через световой колодец вместе с прохладным утренним воздухом, напоенным ароматом цветов и трав.
— Что случилось?! — спросила служанка.
— Ах, благодарю тебя, милая Горго! — с чувством ответила супруга миноса. — Ты спасла меня. Мне приснился страшный сон!
— Минотавр?.. — догадалась придворная дама.
— Он... К чему бы это?
— Госпожа, Минотавр тебе снится весь последний месяц. И в этом нет никакой ужасной тайны. Просто скоро праздник, начнутся торжества, различные состязания, а вместе с ними и обязательные священные игры с быком. Ты постоянно думаешь о том, как обустроить всё наилучшим образом, ведь на тебе как на хозяйке Лабиринта лежит большая ответственность, потому что на праздник приедут чужеземные гости, послы других государств Зелёного моря, правители островов, земель и городов Эгеиды, подвластных Криту... А явление Минотавра во сне — это добрый знак. Значит, он будет незримо присутствовать на торжествах, ведь они не простые — не каждый год происходит «рождение» миноса, — разъяснила Горго.
— Ты уверена, что всё это проделки бога сновидений?
— Абсолютно! — твёрдо ответила Горго. — Я справлялась у отца, и он растолковал мне твои сны именно так, как я сказала.
— Ну, если это правда...
Всё ещё во власти сомнений, правительница встала с постели, произнесла короткую молитву и отправилась в личную комнату для омовений, где находилась большая глиняная ванна с золотым обрамлением поверху, богато расписанная лучшими мастерами Коносо (глина была не простой, её добывали на одном из островов Эгеиды; благодаря специальным добавкам глиняные изделия из неё обладали большой прочностью и долговечностью), чтобы освежиться перед завтраком. В конечном итоге она решила, что девушке всё же можно верить — ведь её отец был знаменитым жрецом-звездочётом — и повеселела.
Ванну слуги уже приготовили — вода нагрета в меру, цветочные лепестки, плавающие по её поверхности, источали приятный аромат, а на мраморной тумбе (можно рукой достать), стоял серебряный ларчик с чрезвычайно дорогой пастой, которая превосходно мылилась и отменно снимала любые загрязнения. Она была похожа на первое молоко, которое даёт коза после рождения козлёнка, — полужидкая, вязкая, обладающая приятным запахом и розовым (иногда зеленоватым) цветом. Её привозили финикийцы, в небольших количествах, так как покупать эту мыльную пасту могли только люди состоятельные, в основном Высшие.
Кибернетосы, которые торговали с финикийцами, сумели выпытать (правда, не до конца), как готовится мыльная паста, но правительница не очень верила их рассказам. Как можно из вонючего козьего жира и чёрной буковой золы приготовить столь превосходную розовую пасту, которая пахла чем угодно, любыми приятными цветочными и иными ароматами, но только не козой? Даже фараоны и сановники Айгюптоса моются пастой из благородного воска священных пчёл, однако она, хоть и дешевле, но куда хуже финикийской.
Мыльная паста была настолько дорога, — даже египетская — что стирать бельё с её помощью считалось непозволительной роскошью даже для весьма состоятельных людей. Стирка считалась весьма трудным делом, и на Крите ею занимались мужчины-рабы, а бельём и одеждой миноса и его супруги занимались специально назначенные придворные.
Бельё стирали в специальных каменных ямах, наполненных водой, а мыльную пасту заменяла особая очистительная глина и разные растения. Затем бельё из некрашеного льна расстилали на морском берегу и волны прополаскивали его до снежной белизны. Стирка считалась большим искусством. Не говоря уже о глажке. Для этой цели служили нагретые плоские камни большого веса.
Правительница при помощи Горго с наслаждением погрузилась в воду, которая пузырилась, будто перебродившее вино, и приятно щекотала кожу. Её доставляли во дворец из горного источника и нагревали в медных котлах. По этой причине в ванной комнате не было водопровода, только слив. Горную воду из-за её странного вкуса нельзя было пить, зато для ванн она подходила как нельзя лучше. После водных процедур правительница чувствовала себя значительно бодрее; ей казалось, что кровь в её жилах не бежит, а бурлит. Вода, которая была солоноватой на вкус и «кусала» язык, когда её пытались пить, поднимала настроение и снимала усталость.
Лицо Горго было непроницаемым; придворные должны уметь скрывать свои мысли и чувства. Но на душе у неё было тревожно — она не сказала правды своей повелительнице, чтобы не портить ей настроение перед праздничными торжествами. И только потому, что отец-звездочёт строго-настрого приказал ей этого не делать. А слово отца для детей было законом. На самом деле звёзды показывали, что Крит ждут тяжёлые, даже страшные времена, притом в недалёком будущем. Как это будет выглядеть, боги, держащие на своих плечах бесстрастный небосвод, конечно же, не уточнили, они лишь «написали» звёздными письменами грозное предостережение.
Сны главной жрицы Крита, которой являлась Аэдона (так звали правительницу), — вдобавок к высокому сану супруги миноса — были вещими. В этом у жреца-звездочёта не было никаких сомнений. Многие часы, проведённые Аэдоной в молитвах возле жертвенника, находившегося рядом с её покоями, где в бронзовых сапиде — курильницах — тлели ароматические травы, дым которых позволял отрешиться от всего земного, не проходили даром. Её сновидения вполне можно было считать пророческими.
Ванная была отделана красивой голубоватой плиткой, а поверху шёл красный с позолотой фриз, изображающий катящиеся морские волны. Аэдона с благодарностью подумала о неведомом мастере, который сообразил, как устроить во дворце ванные комнаты, бассейны для омовений, водопровод и слив нечистот в долину реки Кайрато. Его талант значительно облегчил жизнь в Лабиринте, сделал её приятной и беззаботной.
В этот самый час её младшая дочь, красавица Ианфа, испытывала несколько иные чувства. Она кормила священных змей. Это было её первейшей обязанностью, поэтому Ианфа блюла свою девственность. Змеи подпускали к себе только чистых, нетронутых девушек из семьи миноса. Ианфу лишь недавно посвятили в жреческий сан. Общаясь со змеями, она надевала не свой обычный яркий и красочный наряд, а длинную полупрозрачную одежду, сотканную из золотистых нитей раковин-жемчужниц, которая подчёркивала её невинность.
