Подождав, пока двое статных придворных закроют трон ширмой из тонкого виссона, сотканного в Айгюптосе (они делали это, не поднимая головы, чтобы не оскорбить своим взглядом живое божество — миноса), Аройо уселся, устроился поудобней и коротко бросил:
— Зови...
Приказ предназначался всё тому же юноше, который помогал ему облачаться. Его придворный статус звучал как «Тот, Который Вхож». Это была большая честь — лицезреть священный облик миноса. Не каждому придворному это было позволено. И юноша был очень горд этим.
Зал постепенно заполнялся Высшими — жрецами (в первую очередь), старейшинами и советниками. Минос сидел совершенно неподвижно, как истукан, и рассматривал золотое изображение двойной секиры — лабриса, вышитое на полотнище ширмы, которая полностью скрывала фигуру и лицо властелина Крита.
Наряду с бычьими рогами, лабрис присутствовал везде: в настенных росписях, на каменных изваяниях, снаружи и внутри дворца, в горных пещерах-святилищах и даже на отдельных столбах рядом с поселениями, куда земледельцы приносили свои жертвенные дары Божественному Двойному Топору. В личном святилище Аройо, где находился жертвенник (оно располагалось с южной стороны малого тронного зала), на четырёхугольных каменных столбах барельефы Двойного Топора были вырезаны, согласно преданию, ещё при жизни первого Миноса. Повелитель Крита всегда ощущал священный трепет, прикасаясь к грубо высеченным в камне изображениям лабриса.
Но вот послышался торжественный голос Главного Распорядителя, который вначале перечислил все титулы правящего фараона Айгюптоса, потом назвал его тронное имя (очень важно было не ошибиться, ведь оно состояло из пяти длинных имён), а затем провозгласил:
— ...От имени властелина Великого Дома
[79] и лично от себя посол Иб-нуб-месуаджет-Усер приветствует тебя, повелитель Кефтиу!
И приём начался...
Тем временем недалеко от Коносо, на равнине, через которую протекала река Кайрато, собралось множество женщин. Своё название река получила недавно; прежде она называлась Аминисо. Река дала своё наименование городу и порту на побережье. В сезон дождей, обычно спокойная, Кайрато превращалась в бушующий поток, сметающий всё на своём пути. Её исток находился высоко в горах.
Вдалеке синели горные хребты, среди которых выделялась самая высокая гора острова Ида с раздвоенной вершиной. Имея малую толику воображения, её можно было представить огромными бычьими рогами; собственно говоря, кефтиу так и считали — что на вершине Иды возлежит сам Дивей, защитник и покровитель Крита, в образе тавроса. В предгорьях находились священные пещеры, где жрецы-мужчины совершали свои таинственные обряды. Но на Крите женщины-жрицы стояли выше их. В Лабиринте мужчины-жрецы ведали в основном хозяйственными делами, а отправлением разных священных обрядов занимались жрицы.
Цепь воинов в парадных одеяниях сдерживала толпу женщин из простонародья, которые не принимали участия в ритуале. Здесь же находились и колесницы придворных дам; юные возничие с трудом успокаивают запряжённых в колесницы лошадей, а они все были как на подбор — могучие хеттские жеребцы, и каждый из них стоит целое состояние.
Аэдона находилась неподалёку. Она стояла в окружении жриц и придворных дам у берега реки — на зелёном лугу, покрытом поздними цветами. Повелительница Крита и все другие женщины были с распущенными волосами, босые и обнажённые до пояса. Тихое мелодичное пение разносилось над быстрыми водами Кайрато, вплетаясь в бесконечный речной шум; это пели придворные дамы. У жриц была своя роль в этом действе. Древняя песня постепенно набрала силу, её темп ускорялся, и жрицы во главе с Аэдоной начали танцевать священный танец, предназначенный Тейе Матере. Словами древней песни женщины просили у Матери Богов благоволения к вновь «рождённому» миносу, чтобы все его замыслы исполнялись и чтобы народ Крита под его властью шёл к процветанию.
Жители Крита знали, что не охота, не рыбалка и не удача решают их судьбу, а плодородие необъятной груди Асираи, которая была Матерью-Землёй. Как женщина рождает дитя, так и земля, оплодотворённая небом, рождает растения. Как в теле женщины кроются таинственные силы, так и почва скрывает могущественные соки Тейе Матере, родившей некогда и богов и людей. Весь мир приютился на груди Ге-Метер — Матери-Земли, и жаждет её плодов — как младенец, тянущийся за материнским молоком. Для всех кефтиу земля была не просто скоплением мёртвых веществ, а живым существом, к которому они относились с любовью, страхом и благоговением. Плодородие земли на Крите связывалось исключительно с обрядами женщин-жриц. Более того, продолжение жизни в лоне Матери Богов после смерти тела могли получить только женщины, поэтому умершие мужчины в загробном мире превращались в женщин. Женщины с ревнивой враждебностью охраняли от мужей свои священные ритуалы. В «тёмные» времена, когда первый Минос только начинал править в Коносо, случались попытки мужчин утвердить свою верховную власть. Но они встретили упорное, жёсткое сопротивление женщин, и с той поры их главенство уже не оспаривалось.
«Яви нам свою волю, о божественная Асираи!» — звучало в песне-мольбе жриц. Темп песни всё учащался, они уже вертелись волчком, запрокидывая головы и с надеждой всматриваясь в небо: не подаст ли богиня какой-нибудь знак — что она всё слышит и что их молитвенный экстаз получил одобрение? Исступление нарастало, раздались дикие возгласы, похожие на крики чаек, жрицы танцевали, уже не помня себя...
Вдруг Аэдона резко вскинула руку и закричала сильным голосом, который разнёсся далеко вокруг:
— Вижу! Свершилось! Матерь Богов приняла нашу молитву! Он идёт к нам!
Жрицы и придворные дамы опустились на колени и начали петь благодарственный гимн Асираи — матери всего живого. По толпе женщин, которые стояли за оцеплением, пронёсся шум; казалось, что все они одновременно выдохнули. Их взгляды были обращены на дальние холмы. Оттуда, прижимая правую руку к груди, медленно шёл к реке по цветущему лугу прекрасный юноша. В левой руке, отведённой в сторону, он держал большое кольцо, выточенное из слоновой кости и перевитое золотой проволокой — знак божественной власти.
Его наряд представлял собой набедренную повязку из дорогой финикийской материи, расшитой золотыми нитями, узкую, осиную талию он стянул поясом, густо усеянным драгоценными каменьями, шею юноши украшали несколько рядов золотых ожерелий, а на руках и ногах у него были массивные золотые браслеты. Надетый на пышные длинные тёмно-русые локоны головной убор конической формы с золотым фигурным ободком украшали цветы лилий, а на его вершине был укреплён пышный пучок павлиньих перьев, ниспадающих назад.
Время от времени юноша наклонялся, срывал несколько цветков и, распрямляясь, разбрасывал их вокруг. Это был Кенайо, старший сын миноса, изображающий юного возлюбленного Асираи, бога живой природы Кроно
[80]. Его появление на лугу символизировало, что Матерь Богов вняла мольбам жриц и правление вновь «рождённого» Аройо будет долгим и счастливым. Кенайо в данный момент обладал огромным могуществом, так как в нём были сосредоточены таинственные силы, которые управляют природой. Он мог посылать дождь, он был владыкой молнии, ему были послушны травы, и на него с надеждой смотрели собравшиеся на лугу женщины.
