Атенаис уже получила очень ценные краски, привезённые из Айгюптоса, за расходованием которых следили особенно тщательно, и они столкнулись у выхода из кладовой. Девушка, увидев Даро, от неожиданности едва не уронила корзинку, дно которой было сплошь уставлено горшочками с перетёртыми в мелкую пыль красками. В процессе работы Атенаис смешивала их, добавляя по необходимости хорошо очищенную воду, разнообразные клеи и масла, а также прозрачные лаки для защиты готовых фресок от влаги. Это был очень сложный процесс, большая тайна мастеров, потому что при высыхании краски меняли цвет и требовался настоящий талант, чтобы на стене проявилось именно то, что мастер задумал, — в нужной цветовой гамме, ярко и сочно.
— Даро... — Голос девушки напоминал дуновение тёплого весеннего ветра.
— Атенаис... — Даро смотрел на девушку с невыразимой нежностью.
Больше ничего сказано не было, но юноша и девушка, не сговариваясь, сразу направились к выходу из Лабиринта. В парке они уже давно нашли одно укромное местечко, где их никто не мог ни видеть, ни слышать...
Однако оставим их наслаждаться обществом друг друга. Ничто не ново под луной, в том числе невинный лепет влюблённых и трепетное слияние двух любящих сердец. Любовь — удивительное, возвышенное чувство, которое так обожают все творческие личности. Но она может не только творить и созидать, но и разрушать. Пройдёт совсем немного времени от описываемых событий — всего триста лет
[95] — и любовь троянского царевича Париса к Елене, жене Менелая, царя Спарты, погубит богатое и сильное государство, которое называлось Троя, и разрушит до основания его столицу, сияющий Илион.
Вечер подкрался незаметно. Из бездонной глубины изрядно потемневшего небесного свода на землю начали опускаться сумерки, кое-где уже проклюнулись первые звёзды, только двурогая вершина самой высокой горы острова Иды всё ещё светилась чистым золотом в последних отблесках солнечного заката. В городе и в Лабиринте начали зажигать светильники, но гореть они будут недолго — в Коносо рано ложатся спать, но и встают затемно. Повелитель Крита молился на верхней террасе, провожая солнце, медленно ныряющее в море. Адиунский бык удаляется на ночь в гости к своему подземному брату, Колебателю Земли, и путешествие это небезопасно. Поэтому Аройо желал Адиунскому быку доброго пути и умолял своего владыку благополучно вернуться завтра, чтобы разбудить всё живое и вдохнуть в него новую жизнь.
Даро, совершенно счастливый, брёл домой по тёмным улицам Коносо, не разбирая дороги. Перед его глазами стоял образ Атенаис. «О боги, благодарю вас за всё!» — шептали его губы. Атенаис пообещала быть его и только его, и дала клятву ждать Даро, столько потребуется. Ведь теперь её возлюбленный воин, командир корабля, а это значит, что ему предстоят дальние походы...
Юноша долго не мог уснуть, перебирая в памяти все детали свидания с Атенаис, которая напрочь забыла о том, что нужно работать над фреской, и посвятила ему так много времени. Впервые! А когда сон наконец сморил его, Даро приснился дивный цветной сон. Вот только утром он не мог вспомнить, что в нём было. А после завтрака и вспоминать стало недосуг. Над Аминисо появился чёрный столб сигнального дыма!
Опасность! Враг пришёл с моря! Даро выскочил на дорогу, словно ошпаренный. Его присутствие требуется на эпакриде, которая стояла в гавани Аминисо и которой вскоре предстоит сразиться с вражескими кораблями, а он прохлаждается в Коносо! По дороге уже бежали трусцой вооружённые воины, расквартированные в казармах неподалёку от дворца. Им предстоял неблизкий путь. Как и Даро. Но и здесь, как вчерашним днём, ему повезло устроиться на одну из личных колесниц миноса, запряжённых превосходными лошадьми в дорогой сбруе. Возничий, исполнявший обязанность гонца, не смог отказать молодому эпакридиарху, хотя и торопился, чтобы привезти правителю Крита свежие сведения о том, что творится в Аминисо и почему был зажжён сигнальный огонь. Спустя некоторое время Даро уже сбегал вниз по узкой каменистой тропинке к гавани, где флот миноса в большой спешке готовился к выходу в море, чтобы принять сражение.
Глава 16
СРАЖЕНИЕ С ПИРАТАМИ
На причале, где на мелкой волне нервно подрагивала эпакрида, прохаживался Акару, с надеждой поглядывая в сторону Коносо; он с нетерпением ждал внука. «Хвала богам!» — с облегчением вздохнул Даро. Его отсутствие не сказалось на подготовке корабля к выходу в море. Дед будто знал, что внук может оставить свой боевой пост, чтобы навестить Атенаис. Даро уже рассказал ему о своих чувствах к дочери Кбида-карийца (он всегда делился с дедом своим самым сокровенным, о чём не рассказывал даже отцу), и Акару, вспомнив свои молодые годы, совершенно не сомневался, что внук, вопреки приказу наварха, может самовольно оставить корабль, чтобы повидаться с возлюбленной.
Так оно и случилось. Акару на некоторое время заменил внука, и на эпакриде закипела работа, которая сводилась к тому, что с корабля удалили всё тяжёлое — в основном запас продуктов, чтобы сделать эпакриду более лёгкой, — ради большей скорости и быстроты манёвра. Обычно перед боем спускались паруса и мачта, ведь эффективно маневрировать можно только с помощью вёсел. Но пока никто не знал, где находится враг, кто он, сколько кораблей напало на остров и с каким количеством вражеских воинов придётся сражаться.
Судя по дымам, первая весть о вражеском нападении пришла со стороны Кидонии
[96]. Там находился один из богатейших городов Крита и большая торговая гавань с портом, где были очень удобные стоянки для судов, закрытые от злых северных ветров. Пираты (и не только) считали Кидонию лакомым кусочком, и иногда совершали безумные набеги на порт в надежде поживиться хоть чем-то, пока флот миноса отсутствовал, когда Аройо посылал наварха объяснить мятежному правителю какого-нибудь острова Эгеиды, кто хозяин в Уадж-Ур — Великом море. Но даже если набег удавался, всё равно судьбе лэйстес трудно было позавидовать. Быстроходные эпакриды или догоняли морских разбойников, или находили их в потаённых бухтах, где воины миноса и вершили жестокую расправу. Кефтиу знали Эгеиду как свои пять пальцев, и укрыться от них было невозможно. Редко кому из пиратов удавалось похвастаться перед собратьями по ремеслу, что он обманул Минотавра (моряки верили, что он ещё жив и охраняет остров), ограбив его лабиринт. Впрочем, судьба пленённых пиратов была не легче, чем участь жертв страшного чудовища.
Кидония находилась в северо-западной части Крита. Она прослыла удивительно благодатным местом. Море лазурного цвета в любое время года здесь было тёплым, чистейший песок на берегу под солнечными лучами казался золотым, множество необитаемых островков у входа в бухту, где находилась гавань, манили своей таинственностью, город окружали кипарисовые леса, а глубокие ущелья, многочисленные заливы, бухты, пещеры и гроты потрясали воображение своей красотой. Плохой погоды в Кидонии не случалось никогда. Лето всегда было сухим и не слишком жарким, а зима, хоть и изобиловала дождями, отличалась мягкостью. А ещё город был знаменит на Крите тем, что здесь впервые начали выращивать кидони — айву. Ахейцы этот фрукт называли кидонским яблоком. Пышные айвовые сады можно было встретить в любом месте окрестностей города. Согласно древним преданиям поселение, со временем превратившееся в многолюдный город, было основано царём Кидоном, сыном бога Гермеса и Акаллы, дочери Миноса. В окрестностях города и в горах обитало малочисленное племя кидонов — первых жителей этой местности.
