Есть такие люди, на которых только глянешь — и уже хочется смеяться. Вроде и лицо у человека самое обычное, и то, о чём он говорит, может быть не раз слыхано, но стоит ему открыть рот, как все вокруг покатываются от хохота, хотя лицо рассказчика при этом остаётся совершенно серьёзным, а временами даже трагическим. А у Мирта, ко всему прочему, была ещё и потрясающая мимика. Наверное, не знай Даро ахейского языка, и то он смеялся бы, глядя на микенца. Афобий поведал ему по секрету, что Мирт, несмотря на молодость, довольно известный поэт. Особенно он прославился своими эпиникиями — песнями в честь победителей, которые исполнял хор мальчиков.
— Я попрошу, чтобы он что-нибудь написал и о тебе, — пообещал Афобий.
Даро лишь смущённо улыбнулся в ответ и быстро перевёл разговор на другое. Его очень заинтересовало странное блюдо. Это была большая, чем-то фаршированная рыба, но ему никогда не приходилось едать ничего подобного.
— А! — воскликнул Афобий. — И тебе понравилась эта чудесная рыба! Я рад. Это блюдо умеет готовить только наш повар-раб. Он дарданец. Зовут повара Пандар. Родился он в Илионе, попал в плен к хеттам, а отец его выкупил, узнав, что Пандар — знаменитый повар. Скажу тебе по секрету, мой отец — большой гурман, хотя прежде был неприхотлив в еде. Собственно, как и все наши воины. Теперь касательно этого блюда. Я сам от него без ума. Мало того, мне известно, как Пандар его готовит.
— Да ну?! — удивился Даро.
— Слушай и запоминай! — торжественно провозгласил Афобий. — Дарю тебе этот сокровенный рецепт. Угостишь свою возлюбленную этой превосходной рыбой. Уверен, что она и ей придётся по вкусу. Итак, прежде всего, смешай молоко с топлёным салом и крупой, добавь свежего сыра, яичных желтков и мозгов, набей всем этим рыбье брюхо, заверни её в листья фигового дерева и вари в бульоне из кур или молодого козлёнка. Но только недолго! Затем сними лист и положи рыбу в сосуд с кипящим мёдом...
У Даро голова пошла кругом от рецепта Афобия. Но он всё же постарался запомнить вес тонкости приготовления фаршированной рыбы, отваренной в мёду. Поначалу Афобий забыл о специях, а потом, вспомнив, начал их перечислять. Их было столько, что запомнить все не было никакой возможности. «Придётся попросить Афобия, чтобы он продиктовал всё это позже, а я запишу», — в конечном итоге решил Даро, в мыслях которого наступила совершеннейшая путаница.
Афобий выспренно назвал пиршество в своём доме сисситией — как принято называть такие посиделки у дорийцев. Но обычно на них пировали герои, к которым собравшиеся юноши не относились. Что касается Даро, то он услышал это название совместной трапезы впервые. На Крите подобные мужские сборища назывались андриями, а в Спарте — фидитиями. Но кефтиу не имели ничего общего с дорийцами, с которыми часто враждовали, поэтому на Крите мало кто знал их обычаи.
Сиссития, как величал пиршество Афобий, длилась до полуночи. Уставший Даро снимал свои одежды уже полусонный. Он уснул сразу — как убитый. Во сне Даро счастливо улыбался; всю ночь ему снилась Атенаис, которая шла к нему по цветущему лугу. Вот только он никак не мог сдвинуться с места, чтобы побежать ей навстречу. И удивительное дело: Атенаис шагала в его сторону, однако не приближалась, а удалялась — всё дальше и дальше, пока не превратилась в точку, похожую на один из цветков, усеявших луговину.
Глава 19
ОХОТА НА ВЕПРЯ
Ничто так не радует сердце ахейца, когда нет войны, как охота! Спустя неделю после прибытия посольства Крита в Микены, которая прошла в сплошных пирах, Афобий пригласил Даро поохотиться на вепря. Охоту устраивал сам ванака, и приглашение поучаствовать в ней получили и послы Крита, но Видамата сослался на преклонный возраст и слабое здоровье, а главный кибернетос Атеа как раз обсуждал очень важные положения договора о военном сотрудничестве с Фотием, лавагетом Микен, в ведении которого находился флот. Поэтому Даро отправился охотиться в гордом одиночестве. Ему даже удалось выпросить у Видаматы, который был весьма доволен тем, что Даро сдружился с сыном равакеты, лучшую колесницу с лошадьми, которые не пугались ни криков загонщиков (что на облавной охоте было очень ценно), ни вида разных зверей. А их в горах и на равнинах Ахиявы хватало.
В землях, принадлежащих Микенам, встречались медведи, волки, лисы, кабаны, лани, олени, косули, зайцы и даже львы (хотя и редко, эти древние реликты прятались от людей в самых недоступных местах, и их уже никак нельзя было назвать лесными царями). Три четверти микенской территории составляли горы, леса и пастбища, и совсем малая её часть была занята пашней. Проезжая мимо обработанных полей, Даро отметил, что ахейцы, как и кефтиу, сеяли пшеницу, ячмень, горох, бобы, чечевицу. Много было оливковых рощ. На Крите оливковое масло ахейцев ценилось высоко — наравне с маслом из Айгюптоса; оно было густым и ароматным. На равнине паслись многочисленные быки, овцы, свиньи, лошади, ослы и мулы, благо пастбищ хватало.
Леса возле Микен большей частью состояли из зарослей кустарника, различных пород дуба, земляничника, можжевельника и диких олив. А вершины гор покрывали хвойные леса, представлявшие собой большую ценность для кораблестроителей. Кустарники в основном служили топливом, а также употреблялись для производства благовоний и душистых масел. Склоны гор по весне покрывались цветами, привлекавшими большое количество пчёл, поэтому мёд у микенцев всегда водился в изобилии. Кроме сосновых и дубовых рощ, в лесах Ахиявы встречались заросли дикого ореха, мирта и олеандра, росли кипарисы, каштаны, лавр и некоторые другие породы деревьев, но их было немного.
На охоту вся микенская знать выехала на колесницах. Они несколько отличались от той, в которой находился Даро; колесницы знатных ахейцев всегда славились своей добротностью и красотой. Тем не менее юноша ощущал на себе завистливые взгляды микенцев — лошади и посольская колесница критян были просто превосходными. Да и посольский возничий блистал в своём облачении, которое было красивее и дороже нарядов гекветов, управлявших колесницами, где находились ванака, его сын Еврисфей, а также телесты. А уж о Даро и говорить нечего; его наряд и вовсе был выше всяческих похвал.
Гекветы из свиты Сфенела стали возничими только по случаю охоты. В Микенах существовал особый клан колесничих, все из знатных ахейских родов, которые обладали многими привилегиями. Колесничие получали из арсеналов ванаки великолепные панцири, стоившие очень дорого, из конюшен им выдавали лучших коней, а из хранилищ — добротные колесницы. И оружие воины на колесницах имели особенное: мощные составные луки, тяжёлые стрелы, длинные мечи и устрашающего вида копья. Колесницы составляли отдельный род войск, а все колесничие были лучниками. Копьё и меч являлись у них вспомогательным оружием.
И на Крите, и в Микенах обладание колесницей было признаком знатности и богатства. Лошади и повозки стоили очень дорого. И покупкой дело не ограничивалось, ведь всё это хозяйство нужно было содержать: нанимать конюхов и возничих, платить лекарям, которые пользовали животных, и мастерам по ремонту колесниц, а также ремесленникам, изготавливавшим и ремонтировавшим упряжь, которая тоже стоила немало, особенно разные украшения для неё из серебра и золота.
