Местность для охоты на вепря подыскали ловчие. Они утверждали, что там находится невиданно огромный и свирепый зверь. У кефтиу и ахейцев считалось большой честью носить шлем, изготовленный из клыков вепрей, убитых собственноручно. На худой конец, могло сойти и ожерелье с несколькими клыками. Конечно, некоторые хитрецы покупали такие шлемы у оборотистых торговцев, но стоили они баснословно дорого и их владельцы, обычно записные вруны, потом постоянно опасались, что ложь будет раскрыта и они подвергнутся осмеянию.
Даро уже охотился вместе с дедом на дикого кабана. Он знал, что разъярённый вепрь обладает невероятной силой, и, по рассказам бывалых охотников, дыхание у него такое горячее, что обжигает собак. Поэтому, выходя на охоту, следует вооружиться не только копьями и кинжалами, но и прочными сетями, капканами, а также поножами. Лучшие собаки для охоты на кабана критские, локридские и лаконские, а копьё должно быть с широким и острым наконечником. Именно такое подарил юноше его новый друг Афобий; его колесница держалась рядом с посольской, в которой ехал Даро.
— Отличная погода! — крикнул Афобий, блеснув белозубой улыбкой. — Я принёс жертву богине охоты Артемиде Агротере за себя и за тебя, и теперь нас должна ждать удача!
— Возможно, — с сомнением ответил Даро.
Он вспомнил свою первую охоту на кабана, и сказать, что ему тогда сопутствовала удача, юноша не мог. Кабана убил дед, а он лишь бестолково суетился рядом, за что получил от Акару строгое порицание — раненый вепрь в слепой ярости может растерзать не только охотника, но и всё, что движется.
Наконец колесницы добрались туда, куда нужно, охотники спешились, и ловчие пустили великолепного лаконского пса в заросли, где, по мнению ловчих, должно было находиться лежбище вепря. Поджарый пёс явно был породистым, судя по его красноватой масти с чёрными пятнами на туловище. У него были большая голова, чёрные блестящие глаза, длинные уши, гибкая шея и широкая грудь. Лаконские собаки были очень похожи на критских, и Даро не сомневался, что этот пёс обязательно найдёт следы вепря. Остальных собак, в основном локридской породы, больших и мощных, держали на привязи, хотя они тихо скулили и рвались вслед за первым псом.
Дожидаясь, пока пёс не подаст голос, Даро унёсся мыслями очень далеко — на Крит. Как там Атенаис? Чем она занимается? Когда они прощались, Атенаис подвела его к стене в Лабиринте, которую нужно было расписывать, и показала контуры будущей картины, прочерченные тонким угольком. Там были нарисованы две птицы; одна из них сидела на камне и глядела вверх, а вторая летела к ней, распластав сильные крылья.
— Когда я закончу эту фреску, ты вернёшься домой, — с уверенностью молвила Атенаис.
— Сколько я пробуду в Микенах, никто не может знать, — ответил Даро, с нежностью глядя на её взволнованное лицо.
— А я знаю!
— Откуда?
— Мне это открыла во сне сама Тейе Матере!
Даро счёл благоразумным промолчать, хотя у него были большие сомнения, что он вернётся к тому времени, когда Атенаис распишет эту стену Лабиринта...
Лай лаконского пса раздался неожиданно. Задумавшийся Даро даже вздрогнул. Похоже, пёс напал на след вепря. Охотники возбуждённо загомонили, рассыпались цепью и пошли в направлении лая. Вскоре Даро начал замечать признаки присутствия кабана: кое-где на сырой земле виднелись его следы, в глубине зарослей он нашёл несколько сломанных веток, а на одном дереве — следы зубов вепря. Судя по высоте отметин, зверь и впрямь был огромным.
Заросли, куда привёл пёс, были густыми и непролазными. К лаконскому псу присоединились остальные его сородичи и подняли такой гвалт, что хоть уши затыкай. Но Даро знал, что одним собачим лаем вепря трудно поднять, если не сказать — невозможно. Зверь до последнего верит, что его лёжку не найдут, и не торопится покидать её.
— Убери Ивриса! — приказал возбуждённый ванака своему ловчему. — Ставьте сети!
Сфенел, несмотря на зрелые годы, был ещё очень крепок и по-юношески подвижен. «Похоже, — с иронией подумал Даро, глядя на повелителя Микен, разгорячённого предстоящим поединком со зверем (первый удар был его, как и трофей — кабаньи клыки) наследнику Еврисфею придётся долго ждать, пока освободится трон». Судя по обрывкам разговоров подвыпивших юношей из знатных микенских семейств, которые присутствовали на сисситии у Афобия, Еврисфей уже мнил себя правителем Микен.
«...Видят боги, Еврисфей на троне — это беда для ахейцев! — горячился сын лавагета, которого звали Тимос. — Он труслив, двуличен и никогда не держит своё слово!»
«Придержи язык! — шикнул на него Никандр, сын коретера — главы одного из земледельческих округов Микен; ванака недавно приблизил юношу к себе, назначив придворным. — Иначе Еврисфей, став правителем, может укоротить его. А это когда-нибудь обязательно произойдёт».
«Между прочим, мы здесь не одни», — заметил Гилл, старший сын Геракла, двоюродного брата Еврисфея, бросив острый взгляд на Даро.
Тот усиленно делал вид, будто его совершенно не касается разговор сотрапезников, и усиленно налегал на вино и еду. Он изображал из себя обжору, которого интересует только еда. А она в доме Афобия была очень вкусной и необычной. Таких яств Даро ещё не доводилось едать, хотя Киро, повар деда, был горазд на выдумки.
«Глупости! — сердито сказал Афобий. — Он не знает нашего языка. Это первое. И второе — Тимос, перестань наговаривать на Еврисфея. Я знаю, ты не в ладах с ним ещё с детства, но он будущий правитель Микен, и лучше бы тебе забыть о старых распрях».
Тимос что-то буркнул в ответ, допил своё вино и притих, сумрачно глядя исподлобья куда-то в сторону...
Лаконского пса по кличке Иврис и других собак привязали подальше от предполагаемого логовища вепря и начали расставлять сети на всех более-менее свободных от деревьев и кустарника проходах, куда зверь может броситься бежать. Сети прикрепили к древесным стволам прочными верёвками, а те места, где он точно не ходил (там не было никаких следов), на всякий случай закрыли толстыми ветками, устроив своеобразный забор, который должен был направить вепря в сторону сетей. Когда установка сетей и заграждений была закончена, старший ловчий спустил с поводков всех собак, а сгрудившиеся охотники разошлись в разные стороны, оставив кабану достаточно места для разбега.
— Есть! — в азарте воскликнул Афобий, услышав, как псы буквально захлёбываются от лая. — Собаки нашли лёжку!
Едва он это проговорил, как послышался треск ломающегося кустарника. И тут же раздались радостные крики ловчих — вепрь запутался в сетях! Кабана быстро окружили, и Сфенел с копьём в руках подступил к нему поближе. Ванака старался занять положение, которое позволяло бы ему нанести удар вепрю под лопатку, но разъярённый зверь дико визжал и вертелся с такой скоростью и мощью, что испуганные ловчие начали кричать, что ещё немного — и сеть порвётся, и тогда быть беде. На помощь Сфенелу бросились другие охотники, но он вскричал:
— Нет! Он мой!
Все отступили, и ванака наконец нанёс быстрый и точный удар. Кабан крутанулся, и Сфенел не удержал копьё в руках. Но оно погрузилось в тело вепря достаточно глубоко, и наконечник копья достал до сердца. Тем не менее зверь продолжал попытки порвать сеть, и ему в конечном итоге это удалось — вепрь всегда сражается до последнего, даже весь израненный, и свалить его нелегко. Однако он уже сильно ослабел, и копья равакеты и одного из гекветов, которым Сфенел милостиво позволил добить кабана, довершили дело.
