Даро хватило одного взгляда, дабы понять, что на земле лежит совсем не тот вепрь, который оставил отметины на дереве своими зубами. Поверженный кабан тоже был довольно крупным, однако второй вепрь должен быть гораздо больше. Но где же он тогда? Похоже, недалеко, ведь следы были свежими.
Видимо, такого же мнения был и сын ванаки, Еврисфей. Подозвав своего личного пса по кличке Филакс, он углубился в заросли по едва приметной прогалинке, которая вела в сторону от лёжки убитого вепря. Там не поставили сетей и не стали сооружать изгородь, вполне разумно решив, что достаточно того, что есть. Даро очень понравился пёс Еврисфея. Это был потрясающе мощный локридец с квадратной челюстью и широкой мускулистой грудью. Два таких пса могли остановить даже медведя. Но только не вепря с его толстенной кожей и жёсткой щетиной.
Долго раздумывать было недосуг. Оставив знатных охотников, столпившихся вокруг Сфенела и дружно восхвалявших ванаку за блестящий удар, упражняться в лести, Даро бросился за Еврисфеем, который уже удалился достаточно далеко. «Что это наследнику престола Микен стукнуло в голову?» — недоумевал юноша. Он вспомнил, что сотрапезники на сисситии у Афобия называли Еврисфея трусом, однако тот почему-то отважился искать вепря в одиночку, что было смертельно опасно. Скорее всего, наследник Сфенела решил показать всем свою удаль и бесстрашие. Наверное, до него дошли слухи, как нелестно о нём отзываются микенцы.
Басовитый лай Филакса и крик Еврисфея раздались почти одновременно. А затем подал голос и вепрь. Но это было не визжание или гневное рохканье, а рёв.
— Помогите! — истошно вопил Еврисфей. — А-а-а!
Даро проломил завесу из сплетённых ветвей кустарника и оказался на поляне. Картина, которую он увидел, заставила его похолодеть. Вепрь был не просто большим, а громадным. Его длина составляла больше пяти локтей, а высотой он был не менее трёх локтей. Зверь уже расправился с псом, буквально разодрав Филакса, и теперь навалился на Еврисфея, пытаясь поднять его на свои огромные клыки. Это ему никак не удавалось, тогда взбешённый вепрь начал топтаться на сыне ванаки.
Хорошо, тот упал лицом к земле и схватился за древесный корень.
Похоже, Еврисфей знал, как поступать в таких случаях. Если бы он стоял или попытался убежать, вепрь ударил бы его своими острыми клыками. И тогда сын ванаки присоединился бы к своему растерзанному псу. А так у него ещё оставалась надежда, что помощь подоспеет вовремя и он останется в живых.
Метнувшись к вепрю, Даро нанёс удар копьём, но не очень удачно. Он не попал в сердце зверя, а только ранил его. Взбешённый вепрь оставил Еврисфея, стремительно развернулся, и от этого напора Даро не смог удержать древко копья в руках — сила у зверя была просто необъятная. Кабан дико завизжал и бросился на юношу. Он мог поступить так же, как Еврисфей, — упасть на землю ничком, вцепиться в небольшое деревце и ждать подмогу, — но всё его естество воспротивилось этому решению.
Кабан надвигался на него, словно огромный валун в горах, вызывающий камнепад. Ещё мгновение — и Даро уже ничто не спасёт!
Юноша исполнил то, что ему приходилось делать много раз в учебных схватках с быком. Он высоко подпрыгнул и, сделав сальто, оказался позади вепря, который по инерции пробежал до конца поляны. Этот трюк сильно озадачил вепря, ведь его жертва была так близко! Куда же она делась? Но потушить ярость, бушевавшую внутри, зверь не смог. Вместо того, чтобы убежать, вепрь круто развернулся и вновь бросился на Даро. Но юноша уже успокоился и вполне хладнокровно перекувыркнулся через кабана.
При этом он постарался очутиться поближе к одному из копий, — своему и Еврисфея — которые валялись на земле неподалёку друг от друга. Видимо, сын ванаки испугался при виде огромного зверя, бросил копьё и попытался залезть на дерево. Его спас верный Филакс, преградивший путь вепрю. А затем уже сам Еврисфей в отчаянной попытке остаться в живых прильнул к земле, как его, видимо, научили опытные охотники.
И на этот раз кабан не ударился в бегство. Он был властелином этого леса, его боялись даже медведи, а тут какой-то хлипкий человечишко посмел нанести ему рану! Вепрь снова взревел и начал разворачиваться, но копьё уже было в руках Даро. Теперь он нанёс удар так, как полагается. Наконечник копья вошёл очень глубоко, и Даро напряг все свои железные мышцы, чтобы удержать вепря на дистанции. Краем глаза он видел, что к поляне уже прибежали охотники, а вместе с ними и Афобий, и это только добавило ему сил. Кабан некоторое время мотал его, словно тряпку, но Даро вцепился в древко, как клещ, и старался вогнать наконечник копья как можно глубже.
Зверь выдохся и свалился прежде, чем подбежали охотники, которые поначалу оказались в качестве зрителей. Их устрашил огромный вепрь, а ещё больше поразили трюки молодого кефтиу, который, как им показалось, играл со взбешённым зверем. Играл! Это было просто потрясающе!
Афобий схватил его за плечи и воскликнул:
— Как ты?
Даро, глубоко дыша, устало ответил:
— Да вроде живой...
— Это было что-то! — Афобий с восхищением покачал головой. — Многие охотники видели, какие штуки ты проделывал с этим вепрем. Невероятно! Даже я на такие сальто не сподобился бы! Ведь вепрь куда страшнее тавроса. Бр-р!.. — Он невольно вздрогнул и повёл плечами, будто ему стало зябко. — Меня переполняет гордость, что я могу лицезреть истинного героя! В одиночку свалить такого огромного зверя никому не под силу. А ты смог!
Охотники поддержали сына равакеты, и поляна огласилась славословиями в честь посланника великого миноса. Случай и впрямь был невероятный. Только великий герой способен одолеть такого огромного и страшного вепря. И лишь Еврисфей, которому оказывали помощь, не спешил присоединиться к общему хору. Он даже не поблагодарил Даро, хотя тот его спас. Кабан знатно потоптался на нём, оставив своими копытами на его теле много синяков. Хорошо, сын ванаки догадался не только надеть кнемиды — бронзовые ахейские поножи, но и облачиться в лёгкий панцирь; иначе синяками бы он точно не отделался. Вепрь был не только огромных размеров, но ещё и очень тяжёлым...
По случаю спасения сына и наследника от неминуемой смерти ванака закатил знатный пир. Даро увенчали лавровым венком, усадили на почётное место, и он едва не сгорел от стыда, выслушивая похвалы в свой адрес. Гекветы изощрялись в славословиях, а придворный поэт даже сочинил мелику
[113] в честь героя-критянина, которую исполнил хор мальчиков. «Когда только он успел и песнь написать, и устроить мальчикам спевку?» — с удивлением подумал Даро. Когда он сказал об этом Афобию, тот долго смеялся, а потом ответил:
— Дорогой мой друг! Похоже, ты плохо знаешь нравы и обычаи придворных. Сочинительство — хлеб любого поэта, а придворного — тем более. Этим энкомием
[114] он заработал себе пропитание на целый год. Ты внимательно слушал, что именно пели мальчики?
