— Ну... в общем, да... — не очень уверенно ответил Даро.
На самом деле в тот момент у него в голове царил полный сумбур, и он изо всех сил старался сохранять хладнокровие и удерживать на лице любезную улыбку, чтобы никто не догадался о его смятении и чтобы не уронить своё посольское достоинство.
— В этой героической мелике нашлось место не только тебе, но и сыну ванаки, Еврисфею. Он хоть и не выведен в ней как герой, но тоже сражался с вепрем изо всех сил. И только воля богов не позволила ему поразить громадного зверя. Но я-то знаю, что всё было далеко не так. И многие другие знают.
— Мне это безразлично, — сказал Даро. — Я готов уступить первенство Еврисфею. Для меня главное то, что я сумел выстоять в тяжёлой схватке со столь сильным зверем.
— Увы, уже поздно что-либо изменить. Прибеги я и гекветы тогда, когда вепрь был сражён, ты мог бы со спокойной совестью сказать, что зверя убил Еврисфей. А он бы подтвердил. Мне ли не знать его низкую душонку... Хочу тебя предупредить — к большому сожалению, ты нажил в лице сына ванаки хитрого и коварного врага. Остерегайся его...
В ответ Даро лишь безразлично пожал плечами. «Наша судьба на коленях богов, — подумал он. — И никакому Еврисфею, пусть он будет хоть правителем всей Ойкумены, её не изменить».
Глава 20
СТРАШНОЕ ПРОРОЧЕСТВО СИВИЛЛЫ
Апакрида «Атенаис», подгоняемая попутным ветром, летела как на крыльях. Это можно было сказать и о мыслях юного эпакридиарха, который стоял на носу корабля и пристально вглядывался вдаль, словно надеялся, что вдали скоро появится гора Иды со своей легкоузнаваемой двурогой заснеженной вершиной, а там покажется гавань Аминисо и вилла деда. А может, и он сам заберётся на прибрежную возвышенность, чтобы встретить долгожданного внука. Даро даже не сомневался в том, что так оно и будет; Акару обладал даром предчувствия.
Но до Крита ещё далеко, да и весенний ветер часто менял направление, поэтому надежда на скорое прибытие посольской флотилии в родные края была призрачной. Даро наконец избавился от своих посольских полномочий (по своей воле) и попросил Видамату вернуть его на «Атенаис». Старик добродушно улыбнулся и дал согласие. Он теперь души не чаял в «балласте», каким он поначалу посчитал юного эпакридиарха, — когда минос приказал ему взять юношу своим помощником, тем самым лишив Видамату советов старых проверенных дипломатов, уже готовившихся отправиться в Микены. Однако на деле вышло так, что юнец оказался на голову выше в посольских делах, нежели старый Видамата. Видимо, ему и впрямь помогают боги, решил старик. Это же надо такому случиться, что Даро спас от верной смерти сына самого ванаки! После этого Сфенел подписал договор, даже не попытавшись выторговать себе лучшие условия. Он уверился, что критян в Микены привёл сам Посейдон, а значит, противиться воле богов нельзя было ни в коем случае.
Вот только Еврисфей так не думал. Он явно затаил злобу на Даро, хотя и старался не подавать виду. «Учти, — предупреждал Афобий своего друга, — Еврисфей как затаившаяся в траве змея. Чуть зазеваешься — и она тебе обязательно укусит».
Но особенно сына ванаки огорчили и разъярили (уж неизвестно, почему) подарки Сфенела, которые правитель Микен торжественно вручил Даро на очередном пиру спустя три недели после знаменитой охоты. Это был великолепный бронзовый шлем с золотой насечкой, наносником и удлинёнными нащёчниками, украшенный красным лошадиным хвостом и огромными клыками убитого юношей вепря. Со стороны они казались просто устрашающими. Такой шлем со столь знатным трофеем стоил целого состояния и составил бы честь любому герою. А ещё ванака вручил юному эпакридиарху бронзовый ахейский щит круглой формы с рельефным изображением льва — герба Микен, и странной формы меч, выкованный из небесного металла мастерами Айгюптоса.
Это был не просто щедрый, а поистине царский подарок. Отец рассказывал Даро про такие мечи. Ими вооружалась только личная стража фараона и сам повелитель Та-Кем.
Меч назывался кхопеш
[115]. Даже бронзовым кхопешом наносились страшные раны; им можно было пробить любые латы. А уж меч из небесного металла мог перерубить любой бронзовый клинок, как тростинку. Конечно, для этого нужно было иметь немалую силу. Кхопеш считался «царским» мечом, и Сфенел не пожалел с ним расстаться, тем самым как бы принеся жертву богам, которые послали Даро, чтобы спасти его сына.
— Ты бы поостерёгся Еврисфея, — как-то сказал Афобий. — До меня дошли слухи, будто он замыслил против тебя что-то недоброе. Его сдерживают только твой посольский сан и чересчур доброе отношение к тебе ванаки, который не простит сыну его козни. Конечно, если о них ему станет известно. И поверь мне, Еврисфей хорошо умеет маскировать свои коварные замыслы.
На этот раз они вместе с другими юношами из знатных семейств пировали у Тимоса, сына лавагета, который тоже воспылал дружбой к Даро. Вместе они проводили много времени: бегали наперегонки, сражались на мечах в учебном бою, совершенствовали своё мастерство в стрельбе из лука и охотились на зайцев и лис. У Афобия был великолепный лаконский пёс-следопыт с потрясающим нюхом по кличке Стиракс. А Тимос ходил на охоту с Актисом — отцовским гончим псом критской породы.
Они днями шатались в окрестностях Микен и возвращались только поздним вечером. В конечном итоге Даро понял, что стоит за этими охотничьими забавами — друзья хотели убрать его подальше с глаз Еврисфея. Может, сын ванаки забудет о мнимой обиде, которую нанёс ему Даро нечаянным спасением, и не станет замышлять против него недоброе.
Прежде чем ответить, Даро хорошо прицелился и выплеснул остатки вина из своего кубка в коттабий
[116].
— Надо же! — восхитился Афобий. — Ты опять попал в чашу! Видно, тебе везёт не только в кулачных боях и на охоте, но и в любви.
Даро многозначительно улыбнулся, но ответил несколько невпопад — на слова друга о предполагаемом коварном замысле Еврисфея.
— Предупреждён — значит, вооружён, — сказал он с беспечным видом. — И хватит об этом. Ты лучше покажи мне город, а иначе что я буду рассказывать на Крите? Лесов и гор у нас тоже хватает, да и дичи немало. Мне, кстати, многие завидовали, что я увижу Златообильные Микены. Увидел... — Даро хохотнул. — Пиршественные столы, превосходных охотничьих псов и твою физиономию, которая скоро будет мне сниться.
