По обе стороны храма стояли домики; в них жили жрицы. Перед входом в Герайон дымился большой бронзовый жертвенник. Совершив возлияние вином, умастив богиню оливковым маслом и ублажив хлебными зёрнами, друзья в сопровождении главной жрицы, суровой женщины преклонных лет, вошли в храм, где сложили у подножья статуи богатые дары — драгоценности, дорогие ткани, амфору отличного вина из Айгюптоса, горшок с мёдом, несколько хлебов и вяленую оленину.
Конечно же большую часть даров приготовил Афобий. Со своей стороны Даро пожертвовал две маленькие бычьи головы из золота, которыми посольство расплачивалось за разные услуги. Эти деньги, желанные для всех торговцев Уадж-Ур, выдали Видамате из казны миноса.
После того как под сводами храма прозвучала молитва Гере, которую хором и нараспев произнесли четыре юные жрицы, друзья вышли наружу. Их по-прежнему сопровождала старшая жрица, которая при виде богатых даров изрядно смягчилась.
— Нам бы повидать Аминту... — робко попросил её Афобий.
Жрица неодобрительно посмотрела на него, — наверное, хотела отказать во встрече — но, похоже, узнав, кто перед ней, смилостивилась:
— Надеюсь, сын равакеты, ты не оскорбишь её достоинство, — сказала она строго.
— Как можно! — воскликнул Афобий.
— Тогда жди Аминту на ступеньках.
— Но это ещё не всё, о мудрейшая... — Это уже сказал Даро. — Я хочу услышать предсказание сивиллы.
Он говорил на ломаном ахейском языке. Все долгие зимние дни и вечера, которые Даро провёл вместе с Афобием, тот выступал в роли учителя словесности. Микенец очень старался, вдалбливая в голову своего друга незнакомые понятия и слова.
— Запоминай и повторяй вслед за мной! — строго сдвинув густые чёрные брови, говорил Афобий.
Даро делал вид, что усиленно работает мозгами, и старательно выговаривал «незнакомые» слова, хотя его душил смех. Иногда он не сдерживался и начинал хохотать. Не понимая причины этого внезапного веселья, Афобий сердился, но Даро тут же сплетал ему какую-нибудь занимательную историйку, которая будто бы неожиданно пришла ему на ум, из-за чего он начал смеяться, и его «учитель» сменял гнев на милость. Обучение шло довольно успешно, и вскоре они могли более-менее свободно общаться на ахейском языке.
Правда, иногда Даро забывался и начинал говорить без акцента, как его учила Мелита, но ничего не подозревающий Афобий только радовался столь выдающимся успехам своего «ученика». Тем не менее, общаясь с другими микенцами, Даро по-прежнему требовал переводчика. И не раз убеждался в мудрости миноса, который посоветовал ему притвориться, что он не знает ахейского языка. При нём говорили, не опасаясь, что он может понять смысл речей, и Даро сумел несколько раз подслушать довольно интересные сведения, за что получил благодарность от Видаматы.
— Сивилла ждала тебя, критянин... — Удивительно, но голос жрицы потеплел, и глаза её увлажнились.
«С чего бы?» — подумал озадаченный Даро. Но следующая фраза поразила его ещё больше. Жрица продолжила свою речь на критском языке!
— Жертву ты уже принёс, поэтому платить за предсказание не придётся. Тебе нужно пройти в «царство теней»
[120] — в опистодом
[121]. Но только тогда, когда тебя позовут.
Окинув ещё раз Даро тёплым материнским взглядом, старшая жрица приказала одной из младших позвать Аминту, а сама скрылась в доме, который находился рядом с храмом. Спустя небольшое время две юные жрицы вывели оттуда сивиллу — Даро сразу понял, что это пророчица; она была полностью укутана в ниспадающую множеством складок тёмную и длинную одежду с капюшоном, который скрывал её лицо, — и все трое вошли в храм.
И сразу же вслед за сивиллой прибежала Аминта. «О боги!» — мысленно воскликнул Даро. Девушка была очень похожа на Атенаис! Оторопевший юноша поприветствовал её низким поклоном, церемонно представился ей, получив в ответ приятную улыбку, которая осветила строгие черты лица девушки, и направился к входу в опистодом, оставив Афобия и Аминту наедине. Им явно было о чём поговорить...
В ожидании приглашения войти в опистодом Даро пытался сообразить, с какой стати старшая жрица так тепло отнеслась к нему и заговорила на его родном языке. Откуда она его знает? Ведь критский язык совсем непохож на ахейский. А затем его озарило — ну конечно же, она родом из Крита! Он вспомнил слова деда, что многие храмы Ахиявы приглашают служить богам жриц-критянок, так как они обладают большой святостью в связи с тем, что на Крите родился сам верховный бог Зевс. Мало того, и многие пророчицы тоже были критянки, хотя самые знаменитые происходили из Илиона.
Он так задумался, что молодой жрице пришлось окликнуть его дважды. Она завела Даро в полутёмный опистодом, где сильно пахло горелым. Откуда исходит этот запах, юноша заметил сразу. Сивилла сидела на низеньком дифре, а перед нею стояла бронзовая курильница-сапиде, откуда, свиваясь в сизые клубки, поднимались дымные струйки. Она вдыхала этот горьковато-пряный дым (Даро быстро определил, что в курильнице тлеют какие-то травы) и ритмично раскачивалась из стороны в сторону.
Его усадили напротив сивиллы, которая лишь внимательно посмотрела из-под капюшона на Даро, но ничего не спросила. Наверное, ей рассказали, кто он и что ему нужно.
Какое-то время в опистодоме царила напряжённая тишина. Сивилла полностью отрешилась от действительности, даже прикрыла веки. Даро терпеливо ждал. Неожиданно сивилла широко распахнула совершенно безумные глаза и издала дикий вопль. Даро даже отшатнулся назад от испуга.
Дальнейшее ему запомнилось смутно. Похоже, дым из курильницы подействовал и на него. Сивилла что-то быстро-быстро говорила, большей частью совершенно бессвязно, а стоявшая рядом жрица внимательно слушала, шевеля губами; наверное, повторяла вслед за сивиллой то, что она вещала. Но Даро всё равно ничего не мог понять, хотя и старался вслушиваться в речь сивиллы, время от времени перемежающуюся дикими вскриками.
Но вот голова пророчицы начала клониться книзу, её речь превратилась в тихое бормотанье, и две жрицы подхватили её под руки, чтобы она не свалилась с дифра. Совсем замороченный Даро, который абсолютно ничего не понял, что там пророчествовала сивилла, пошатываясь, вышел наружу и глубоко задышал, стараясь выгнать из лёгких противный сладковатый дым. Вскоре к нему присоединились молодая жрица, — как понял юноша, постоянная спутница сивиллы.
— Слушай и крепко запомни откровение провидицы! — сказала она строгим голосом.
И заговорила стихами:
Грозный владыка морей Посейдон
На Геликоне
[122] царит и в подводных глубинах.
Землю и море он приведёт в колебанье.
Поднимет из бездны коней своих диких.
Великий Олимп сотрясётся; застонет ужасно
Остров, богов колыбель.
И дрогнет широкое море,
Врата Аида открывая зловещие.
И бурные воды сметут берега.
— И это всё? — спросил совсем сбитый с толку Даро.
