Барышни, прилипшие к окнам, взвизгивали от восторга. Быстро скапливавшаяся на тротуаре толпа вторила: «Виват!» — «Многие лета!!!»
«Неужели с государем беда? — поразился швейцарец. — Кто же оплатит счета за агатовый гарнитур госпожи Воронцовой? Этот шельмец не смеет умирать! Он должен мне три тысячи рублей!» — Позье поймал себя на том, что думает об императоре весьма непочтительно. — «Довольно и того, что его покойная тётка опустошила мой кошель на десять тысяч золотых!» Служба придворного «бриллиантщика» весьма выгодна и порой даёт немалый доход. Но бывают времена, когда несчастный ювелир при расточительных, не склонных считать деньги государях терпит страшные убытки. «Если Петра свергнут, я разорён, — сказал себе швейцарец. — Мне не выпутаться из долгов. Будет ли Екатерина щедра при теперешнем состоянии казны? Бог весть».
Между тем красочное действо на улице захватило карету. Толпа сжала её с обеих сторон, и кучеру едва удалось свернуть с Невского на Мойку. Здесь было потише. Но всего через пару минут мимо окон что есть духу пробежали двое знакомых Позье англичан — Джон Вудпекер, булочник с проспекта, и Самуэль Буш, садовник княгини Юсуповой. Они орали благим матом, а за ними с палашами гнались человек пять семёновцев. Ювелир обладал твёрдым характером и всеми фибрами души ненавидел беспорядок. Он распахнул дверь и что есть силы закричал:
— Ах вы, шельмы! Да кто же вам позволил гоняться за честными горожанами? Я знаю вашего командира! Едва ли он одобрит такое поведение!
Как швейцарец и предполагал, грозный окрик подействовал на солдат, которые были ещё не слишком пьяны и не вполне забыли присягу.
— Да как же нам за ними не гнаться? — заявил один, с виду заводила. — Коли они ругают нас по-своему, по-собачьи?
— Это не есть правда, — с расстояния в несколько шагов отозвался садовник Буш. — Мы есть спрашивать, что случился с государь? А они есть бегать за нас и орать: «Нету, суки, государь! Есть государыня!»
— Всё ясно, господа, — примирительным тоном сказал Позье, который, к счастью, изрядно владел русским. — Вы не поняли друг друга. Эти достойные джентльмены выражают счастье по поводу восшествия на престол Её Величества Екатерины Алексеевны. Однако недостаток знания языка не позволяет им сделать это в должной манере. Извините их от чистого сердца.
— То-то же, — бросил семёновец, втряхнув палаш в ножны. — А вы, барин, сами кто будете? Нынче иноземцам не след по улицам ездить. Нынче с вашим братом разговор короткий. Уж больно государь наш бывший взбаламутил народ против немчуры.
На мгновение Позье сделалось не по себе под взглядом водянисто-голубых, младенчески пустых глаз солдата. Он знал, что стоит только показать слабину — и всё. И он, и англичане погибли. Семёновцы мигом перейдут от недоверчивого дружелюбия к самой остервенелой ненависти.
— Я, господа, придворный бриллиантщик, Ефрем Иванович Позьев, швейцарец, — отрекомендовался он твёрдым голосом. Спешу по повелению Её Величества во дворец. Однако вижу, что на улицах ныне неспокойно. Не согласитесь ли вы, друзья мои, за хорошее вознаграждение сопроводить меня в старый Зимний что за Зелёным мостом? Если доберёмся целы, каждый из вас получит от меня по рублю. А я замолвлю за вас словечко перед государыней. Как ей не жаловать таких бравых молодцов?
Идея заработать, а заодно и выслужиться пришлась солдатам по вкусу. Конечно, они в одну минуту могли бы опрокинуть карету и взять себе всё, что у этого Ефремки есть в карманах. Но тогда не стоило рассчитывать на милость, ведь императорский ювелир — по всему видать, птица важная.
— А зачем бы это Её Величеству сегодня понадобился бриллиантщик? — раздумчиво спросил заводила. — Чай, не на бал, на царство собралась.
— Как зачем? — в притворном ужасе от такого непонимания всплеснул руками Позье. — А корона, братцы? Вы что же думаете, она без короны может вступить на престол? Я, болезные мои, короны делаю. Без меня никакое царство начаться не может. Я в ювелирном деле вроде как архиерей. Начнут молебен служить, хватятся: где корона? А короны-то и нету. Нечего Её Величеству на голову возлагать. Спросят: где ты есть, бриллиантщик, собачий сын? А я с вами на улице лясы точу.
— Вона как! — проникся семёновец. — Что ж, дело нужное. Вертай оглобли! — крикнул он извозчику, а сам взял переднюю лошадь под уздцы. — Не дрожи, пробьёмся как-нибудь.
Мявшиеся в отдалении англичане взмолились взять их с собой.
— Господин Позье, вы же видите, нам до дому не дойти. Эта гвардейская сволочь убьёт нас не здесь, так за поворотом! — кричали они на ломаном немецком. — Сейчас единственное безопасное место для иностранца — дворец. Возьмите нас с собой.
Швейцарец распахнул дверцу кареты.
— Эти господа со мной, — отрезал он.
Семёновцы, уже взявшие его экипаж под охрану, не стали возражать. По рублю на брата — щедрая плата. И гордые своей миссией они тронулись в путь.
Всю дорогу Иеремия волновался только о мадам Позье, но надеялся, что всё сложится благополучно. Магдалена слыла дамой разумной, и ювелир ни минуты не сомневался, что при первых же известиях о беспорядках жена спрятала деньги и драгоценности в тайнички под полом, а сама удалилась к соседке, хозяйке белошвейной мастерской. У той был любовник-преображенец, и он явно не оставил свою зазнобу без охраны.
Добраться до дворца оказалось делом не из лёгких. Толпа запрудила и мост, и садик перед крыльцом, и площадь под балконом. Позье пожалел флоксы, любимые цветы покойной Елисавет. Им в этом году не цвести. Ювелиру запомнились жёлтые и фиолетовые головки ирисов, втоптанные в землю десятками сапог.
В какой-то момент плотная людская стена просто отказалась пропускать карету, и Иеремии пришлось выйти. Семёновцы взяли его с обеих сторон под конвой и начали локтями прокладывать дорогу к крыльцу. Злополучные англичане отцепились где-то по пути, но Позье заметил это, только когда толпа хором выдохнула: «Ах!» — и подалась назад. Сотни голов разом задрались кверху, и ювелир, последовав общему примеру, увидел на чёрном чугунном балконе второго этажа императрицу с наследником на руках.
Екатерина была бледна как мел. Её щёки горели алым неестественным румянцем. Царевич Павел вцепился в мать с такой силой, будто боялся, что она сейчас бросит его вниз, прямо на щетинящиеся стальной стерней штыки. С близкого расстояния было видно, что у мальчика мелко-мелко трясётся подбородок. Ребёнок готовился закатить истерику.
— Вот ваш государь... — громко провозгласила императрица, ставя сына на перила.
Преображенцы, в пять шеренг выстроенные перед дворцом, недовольно загудели. До ювелира долетели возгласы: «Не любо!» — «Не нать сопляка!» — «Тобе самое хотим!»
— ...государь цесаревич Павел Петрович, мой наследник, — твёрдо закончила Екатерина фразу.
Вот теперь гул был одобрительным. Появившийся возле императрицы Никита Панин дрогнувшим от волнения голосом начал читать манифест. А семёновцы ловко протолкнули бриллиантщика к крыльцу, направо и налево объясняя своим товарищам-гвардейцам, что ведут незаменимого человека, без которого «тута ничё не будет».
