Сен-Жермен немедленно открыл свою верхнюю карту, демонстрируя Брату Метателю точь-в-точь такую же даму.
— Что ж, — протянул тот. — Вы выиграли один день и определили некоторые черты судьбы своей протеже. Ей надлежит действовать. Карта без масти. Высший аркан. Соответствующее число три.
Граф вытер ладонью холодный пот со лба. Ещё никогда, играя наудачу для своих коронованных клиентов, он не испытывал такого напряжения. Далеко не всем везло. Шаху Надиру, например, выпал висельник. А бедняжке Помпадур — смерть — удачное завершение её пути. Екатерине же карта шла в руки. Граф никогда не позволял себе опускаться до азарта, но сейчас он чувствовал, как в нём мало-помалу нарастает возбуждение. Это не хорошо. Он слишком близко принимает к сердцу события в России. Между тем это — всего лишь одна из ступеней большой лестницы, которую строит братство.
Банкомёт вновь начал раскладывать карты. Направо от него лёг король кубков, налево — колесница — седьмая карта высшего аркана.
— Повозка бьёт короля, — слегка заикаясь, произнёс граф. Левой рукой он открыл свою карту. На её гладкой поверхности была изображена колесница в лучах восходящего солнца.
— Жизненный успех и победа в ваших руках, — кивнул Брат Метатель. — Поздравляю. Вы выиграли ещё один день. А королю-пьянице придётся туго...
Сен-Жермен поклонился и снова с напряжением уставился на руки Банкомёта. Теперь ему казалось, что от них в темноту разлетаются зелёные искры. Брат Метатель явно не хотел отдавать ему третий день. Это был бы слишком красивый выигрыш. Но граф знал себе цену и цену протеже, для которой старался. Либо всё, либо ничего. На меньшее они не согласны.
— Маг, — бестрепетно провозгласил Банкомёт, кладя слева от себя картонку с изображением старца в балахоне и остроконечном колпаке, — бьёт копейщицу. — Справа от него, неловко перевернувшись в воздухе, на стол упала карта с женщиной-гладиатором, державшей в руках пику.
— Туз. Высший аркан, — граф почувствовал на губах сухость. — Маг-помощник, побуждающий к действию. Мы обрели ещё один день успеха.
— Не радуйтесь преждевременно, — Брат Метатель поднял вверх ладонь. — Туз имеет также значение правосудия, справедливого воздаяния за грехи. И тогда копейщица символизирует насильственную смерть.
— Какое это имеет значение для моей протеже? — пожал плечами граф. — Правые карты касаются её противника.
Банкомёт не проронил ни слова.
— Это и есть расплата за успех? — Сен-Жермен понимал, что ждать ответа бессмысленно. — Но мы изначально предусматривали гибель предшественника. Истинная власть не передаётся иным путём...
Брат Метатель выжидающе молчал, показывая тем самым, что всё необходимое уже сказано, игра проведена и соискатель должен уйти, доволен он или нет результатом.
Лежавший на столе Дерианур тускло поблескивал золотисто-зелёными гранями. Он, как губка кровью, напитался удачей и готов был передать её своей хозяйке. Но только на определённый срок. Нельзя бесконечно выигрывать. Когда-то приходится платить по счетам.
— Ещё одно, пожалуйста, — с любезной улыбкой обратился граф к темноте.
Руки Банкомёта, собиравшие карты, застыли над столом. В их раздражённых движениях ясно читалось недовольство.
— Вы не показали мне правую карту, лёгшую против тройки, — твёрдо договорил своё требование Сен-Жермен. — Я в праве её узнать.
Пальцы Брата Метателя легко пробежали по колоде и выдернули из неё валета кубков.
— Сын короля-пьяницы? — догадался граф. — Приобретая власть, она бьёт по собственному ребёнку и загоняет его в противный лагерь. Отныне он вечно будет связан с отцом, смерть которого пагубно отразится на наследнике.
Банкомёт хранил терпеливое молчание. Сен-Жермен знал, что больше не добьётся от него ни звука.
— Я искренне благодарю Капитул за право Большой Игры, — граф низко поклонился. — Надеюсь, моё любопытство не слишком оскорбило Высших и впредь мне не будет отказано...
Бесцеремонность, с которой исчезли руки и погас свет, показала игроку, что Высшие огорчены. Его настойчивость всегда казалась им неуместной. Но кто-то пребывает в горных высях, а кто-то делает дела на земле. Граф ещё раз поклонился темноте, хотя чувствовал, что за ней уже никого нет, и, повернувшись к столу спиной, побрёл вверх по лестнице.
Глава 3
БЕГСТВО
Карета Дашковой подъехала к ограде Верхнего Парка. Кучер свернул налево и занял обычное для княгини место. Алехан отогнул край малиновой шторки и осмотрелся. Было слишком рано, чтоб на улице могли появиться прохожие. Ворота оказались не заперты, это не удивило гвардейца: кому придёт в голову нападать на царскую резиденцию? Редкие караулы измайловцев переминались с ноги на ногу в отдалении, у дворцового крыльца.
Алексею повезло. У чугунной калитки никто не маячил, и он благополучно миновал её. Высокие кусты сирени скрывали гостя от взглядов часовых. Хорошо зная расположение постов, Орлов умело обходил их, то сворачивая за насыпные катальные горки, то углубляясь в поросший крапивой овраг, на дне которого звенел ручей. Низко выстриженные лужайки и цветники были его врагами. Гроты и громоздкие чаши фонтанов — товарищами по заговору.
Из тумана, как призраки, выступали беломраморные скульптуры. Алехан подмигнул юному Эроту, прижимавшему палец к губам, и погрозил кулаком щекастому Борею с охотничьим рогом в руках: «Только посмей дунуть!»
Оврагом гвардеец спустился из Верхнего Парка в Нижний. Перешёл через мостик над каналом и скрылся за жёлтым зданием оранжереи. Её большие окна изнутри запотели, зелёные лопасти пальмовых веток прижимались к стеклу так жадно, точно им не хватало воздуха. Дальше открывались круглые вольеры для птиц. Услышав хруст шагов по гравиевой дорожке, фазаны всполошились и начали бить крыльями. До Монплезира было рукой подать.
Вокруг маленького дворца царила тишина. Жилые покои располагались слева от стеклянной галереи. Мыльня и поварня — справа. Из полуоткрытых дверей кухни уже слышался приглушённый стук медных котлов и плеск воды. Заспанная девка вынесла в ведёрке золу из печи и высыпала её под розовый куст. «Шестой час, — с досадой подумал Алехан. — Ой, лишеньки-лихо, опаздываем!»
К счастью, дверь в левом крыле не была заперта. Да и для чего, если в сенях на кресле дремал лакей? Именно он и должен был оберегать покой хозяев. Но старичок-инвалид склонил лысую голову на грудь и сладко посапывал, подложив под щёку парик. «Добрых тебе снов, дедушка», — хмыкнул Орлов. Он сделал несколько шагов и едва не налетел на горничную императрицы Марфу. Она снимала с верёвки перед печью чулки и морщила носик, размышляя, достаточно ли бельё просохло. Увидев Алехана, девка ойкнула, но не стала поднимать крик, признав старого знакомого.
— Зачем вы здесь? — удивлённо пролепетала она.
— Буди хозяйку, — распорядился Орлов. — Только тихо. Да поторапливайся.
