Я вхожу в ванную, все еще погруженная в мысли о нашем разговоре перед сном. Макс говорил со мной о своих любимых книгах и внимательно слушал, когда я давала ему рекомендации по чтению. Он пригласил меня на свидание, и я обещала подумать, ведь мне нужно готовиться к отбору на интенсив. «Понимаю», — сказал он. И это было так… мило.
Я снимаю пижамные шорты, футболку, белье и рассматриваю себя в отражении зеркала. «Да ты себя видела?» — звенит в голове. Значит, я для него недостаточно хороша? Я хуже той девицы, что стояла перед ним на коленях? Хм, его право так думать. Может, я не такая уж яркая, но точно не хуже других.
Улыбнувшись своему отражению, отдергиваю в сторону шторку и… замираю потому, что вижу Кая, спящего в ванной прямо в одежде. Он лежит, свернувшись клубочком, но, услышав шум, лениво приоткрывает один глаз.
— А-а-а! — Начинаю визжать я.
И пытаюсь прикрыться руками.
Парень дергается от неожиданности, приподнимается и едва не ударяется о кран.
— Твою мать… — Хрипит он, потирая глаза.
Я бросаюсь к своей одежде и пытаюсь прикрыться ею вместо того, чтобы надеть. Пячусь спиной к двери, но для того, чтобы повернуть ручку мне нужно использовать одну из рук, а для этого придется оголить одну из частей тела.
— Черт!
— Твою мать… — стонет Кай. — Да не ори ты, у меня голова…
Он зажмуривается.
И я, пользуясь тем, что он закрыл глаза, наваливаюсь на ручку, толкаю дверь и выбегаю из ванной комнаты.
— Что за шум? — Спрашивает Рита, когда я едва не налетаю на нее в коридоре.
— Ваш сын! — Киваю в сторону. — Он спал там!
Ее брови взлетают на лоб. Женщина оглядывает меня с головы до ног, а затем бросается в ванную.
— Ты опять за свое?! — Слышится ее голос.
Я забегаю в свою комнату и останавливаюсь на пороге, чтобы дослушать.
— Мам, отстань! Не ори!
— Где ты так надрался?
— Не твое дело.
— Ты ж вроде завязал? Начал заново в новой команде?
— Кому-кому, но не тебе корить меня за выпивку!
Кай
Я избегал ее больше недели. Понял, что боюсь. Ее боюсь. И себя — того, каким становлюсь рядом с ним. Никчемной тряпкой, безвольным.
Сводная сестра умела пробираться в душу: своим ясным взглядом кристально-чистых, прозрачных голубых глаз, своей смущенной улыбкой, взмахом ресниц, нечаянным словом.
Она настолько глубоко забралась мне в голову, что проросла и пустила там корни. Свила гнездо. Заполнила каждую клетку моего организма.
Отравила собой.
У меня не получалось забыться даже на изнурительных многочасовых тренировках. Мысли о ней должны были выйти с по́том, которым пропитывалась насквозь моя форма, должны были покинуть меня вместе с усталостью и переутомлением, но они оставались там, внутри меня — круглосуточно. И на тренировках, и между ними, и на играх, и в университете, и когда я возвращался домой.
Я думал о Мариане, когда слышал ее голос в гостиной, и когда видел ее в саду. Я думал о ней, даже когда не сталкивался с ней больше двух суток. Постоянно. Она стала моим изматывающим наваждением. Она делала меня слабым и уязвимым, даже когда не находилась рядом.
— Соберись! — Сказал мне тренер после второй игры. — Не знаю, где ты, но не здесь, Турунен. Реши свои проблемы, или больше не выйдешь на лед!
Я понимал, о чем он. Но дело было гораздо серьезнее, чем полагал тренер.
Моя проблема просыпалась в шесть утра под глупую песенку Арианы Гранде, на цыпочках пробиралась в ванную и тихо напевала там, стоя под душем. Моя проблема куталась в тонкий плащик, стоя в ветреную погоду на остановке, или собирала желтые листья охапками по пути домой — не для того, чтобы сделать фото и выложить в соцсетях, а чтобы поставить их в вазу на веранде или в бабушкиной комнате.
Она задерживалась на учебе допоздна — сидела в библиотеке, обложившись книжками, и задумчиво грызла кончик карандаша, делая пометки в своем ежедневнике.
Я знал, чем занимается моя проблема, даже если не хотел этого. Все парни вокруг словно сошли с ума, говорили только о ней. И у меня закипало внутри всякий раз, когда кто-то размышлял вслух, перепадет ли что ему, если она даст от ворот поворот Максу Лернеру, таскавшемуся за ней буквально по пятам.
Но не мог же я бить каждого, кто произносил имя моей сводной сестры? Нет.
Но хотел.
Кривая ухмылка Виктора только подтверждала опасения — друг видел, что я уязвлен. И что думаю о ней. И что все это не просто так. Что засела она у меня занозой — в кишках или в сердце, этого я сам и не знал. Только все мои эмоции сразу отражались на моем лице.
Я не понимал. Что она со мной делает, и как у нее это получается. Но только после вечеринки в доме Лернеров все стало намного хуже. Наверное, и Харри точно так же когда-то поддался этой слабости и потерял контроль над своей жизнью.
Его околдовали.
Но я не позволю сделать это с собой. Я буду бороться. Отчаянно, из последних сил. Я не поддамся этим чарам. Я…
Это все было враньем. Я врал сам себе.
И понимал это всякий раз, когда видел ее хрупкую фигурку, сидящую на качели в саду. Она читала свои долбанные книжки. А вечером Мариана плавала в одиночестве в бассейне. А когда она поздно возвращалась домой — я тут же бежал к окну, чтобы проверить, не привез ли ее на своей пафосной тачке сраный Лернер.
И успокаивался, если это было не так.
Моя жизнь превратилась в полное дерьмо. И одно я знал точно — виновата в этом была моя сводная сестра.
* * *
У меня больше не получается терпеть. Пообещав себе, что это всего лишь минутная слабость, я выхожу из комнаты.
В доме тихо, но я все равно прислушиваюсь, и сердце замирает. Все уже давно спят.
И она тоже.
Затаив дыхание, кладу ладонь на ручку двери, и та поддается. Вхожу в ее комнату, делаю несколько шагов и останавливаюсь. Нужно бежать. Из этой комнаты, от нее, из ее жизни, но у меня уже не получится. Не сейчас — не когда я здесь и ощущаю аромат ее кожи, волос и слышу ее ровное дыхание.
Мариана спит. Ее силуэт ласково оглаживает серебристый свет луны из окна. Она лежит, по-детски подмяв под себя одну из пестрых диванных подушек и забавно поджав губы. Ее волосы разметались по постели, а на ресницах блестят отражения звезд.
Мариана никогда не была уродиной. Да и идиоткой тоже. Я врал ей. И делал это, чтобы обезопасить в первую очередь себя. Потому что только ей под силу было прорваться под мою броню и обнаружить там маленького испуганного мальчищку, который ненавидел весь мир только из желания никогда не испытывать никаких других чувств.
