– Эй! Я тоже здесь, между прочим! – обида победила любопытство, и я выскочила из-за ширмы, размахивая джинсами.
– Знаю, что здесь, – спокойно вздернула бровь девица, сидевшая в одной из оконных ниш с книгой на коленях. По голосу я тут же опознала разговорчивую всезнайку. – Мне отсюда дверь видно. Кабы ты ушла, я бы заметила.
– Вот и нечего обо мне говорить, пока я за ширмой, – буркнула я, слегка смутившись. – Как это «зря выкопали»?! То есть меня ниоткуда не выкапывали. Но все равно!
Я даже ногой притопнула от раздражения.
– Да нет, это я так, к слову, – щеки всезнайки немного порозовели. – Не зря, конечно. Просто спуталось все. Тринадцать невест… Надо же… Да и далековато тебя нашли. Аж за стенами. Мы все сразу тут оказались. Кто где, правда, но тут.
– Слушайте, – разозлилась я. – Мне кто-нибудь объяснит, что вообще происходит?!
– Где?
– Агр-р-р… – из горла вырвалось какое-то рычание.
– Жену хозяину крепи выбирать будут, – хихикнула Леля. – Как бы.
– Как бы? – окончательно запуталась я.
– И тебе ничего не рассказал, – вздохнула всезнайка. Напрягшись, я даже вспомнила ее имя: Василиса. – Негодный какой жених. Всех достоинств – библиотека хорошая.
– Ты мне лучше про недостатки расскажи. Да поподробнее.
– Недостатков много. Обряд кое-как провел, без охоты и сосредоточения. Оттого нас раскидало по всей крепости. Лельку вон аж на шпиль закинуло, насилу сняли, тебя и вовсе за стены. Значит, ведьмак сильный, да дурной. Кто ж спустя рукава колдовать лезет. Такого можно наворотить… Вот папенька мой…
– Про папеньку потом расскажешь, – перебила я, впервые заподозрив, что не так все просто в этом странном замке. Не такая я серьезная птица, чтобы ради меня столько актеров нанимать. – Ты давай дальше про недостатки.
– Книг много, а все пылью припорошены, – с готовностью продолжила Василиса. – Значит, богатство свое не ценит и не бережет. Половина дворни без дела бегает – не смотрит за ними, каждому дело по рукам не нашел. Значит, и правитель из него так себе. Нет. Я все понимаю. Набеги всякие, враг у ворот. Но это, кстати, тоже недостаток. В замке паутина, гарь, да отхожее место одно на всех. Антисанитария… Вот моя матушка…
– Так. Про матушку тоже потом! А вот про антисанитарию поподробнее, – прищурилась я. – Про это в Средние века знать не знали. И слова такого не было. Это даже мне известно. Прокололись вы, девушка. Давайте быстро рассказывайте, что за театр тут происходит!
– Театра я тут не видела, – покачала головой девушка. – И про средние века тоже не понимаю. Почему средние? А задние-передние где?
С трудом оставив при себе напрашивающуюся рифму, я обвела долгим взглядом собравшихся вокруг девиц, талантливо изображавших полное непонимание, и снова пристально посмотрела на Василису:
– Про века я тебе потом расскажу. Если захочешь. Ты мне про антисанитарию ответь.
– А что отвечать? Так моя бабушка всегда говорит, когда у нас в замке какой непорядок находит, – невинно взмахнула длинными ресницами она.
– Не то ты рассказываешь, вот она и не понимает ничего, – вмешалась Леля, которая, похоже, в принципе не умела долго молчать. – Кто ж женихов по количеству книжек оценивает? Ну, кроме тебя…
– А что я-то?! – возмутилась Василиса. – Мне этот жених даром не нужен. Пусть только на минуту дольше положенного задержит, уж батюшка ему тогда покажет!
– Опять ты со своим батюшкой! Мой батюшка сюда тоже орду пригонит, коли задержусь. И что? – Леля махнула рукой и развернулась ко мне. – Самый главный недостаток у нашего жениха, Марина, это то, что мы ему нужны, как телеге пятое колесо.
– То есть как? – заморгала я.
– То есть никак, – пожала плечами Василиса, явно любившая оставлять последнее слово за собой. – Вообще никак. Есть у него невеста: Луизка заморская. Других не надобно.
– А мы тогда что тут делаем?
– А мы тут делаем эту… Как ее… Массовку, вот. Так моя бабушка говорит, когда отцову свиту видит. Мол, таскается за тобой толпа. Ничего не решает, никому не нужна, и по именам-то не всех помнишь. А разогнать нельзя, поелику царю без свиты невместно.
– И кто у нас бабушка? – проблеяла я, качественно траванувшись скармливаемым мне бредом.
– Светлана, мать царя Тридесятого царства, – гордо вздернула подбородок Василиса.
– Ах, Тридесятого… – заулыбалась я и попятилась, заподозрив, что угодила в местную палату для сумасшедших. – Это который царь Горох?
– Какой горох? Еще бы репой обозвала. Святогор он, – пожала плечами девица и опустила взгляд в книгу. – Тьфу, темень какая…
Она щелкнула пальцами, и перед ней вспыхнуло миниатюрное солнце, залив пожелтевшие страницы ярким светом.
– Ах, Святогор… – под коленки врезался край чьей-то кровати, и я плюхнулась в мягкие перины. – Ну тогда да… Это все объясняет…
Потом надо мной долго хлопотали. Отпаивали водой и приторно сладким компотом. Хлопали по щекам и пытались уложить спать. Я же никак не могла прийти в себя настолько, чтобы отмахнуться от этой ненужной заботы. Ненужной и вредоносной. Потому что кувшин с компотом подлетал ко мне сам собой, шторки балдахина задергивались без какой-либо помощи извне, а одеяло норовило исполнить роль смирительной рубашки и укутать меня по самые брови. От этого я только сильнее впадала в ступор, отказываясь признавать то, что видели глаза: вокруг творилось настоящее волшебство, существование которого я всю жизнь отрицала.
Наконец суета принесла свои плоды. Горшок с водой врезался в кувшин с компотом, и меня обдало холодной и липкой волной.
– Ну, хватит! – рявкнула я, вскочив.
Крутившиеся вокруг девицы замерли от неожиданности, и я смогла перевести дух. Правда, вместе с ними в воздухе зависли глиняная кружка, большая деревянная ложка, с которой медленно стекал янтарный мед, и вздыбившееся в угрожающей позе одеяло. Но меня уже сложно было смутить такой мелочью.
Я стряхнула с головы кусочки сморщенных фруктов и, полюбовавшись на лужу на полу, спросила:
– Моются тут где?
– Здесь моются, – пожала плечами Василиса, смущенно отводя глаза. Я сразу заподозрила, что слишком шустрый компот – ее рук дело. – Челядь бадью принесет, воды горячей натаскает, и мойся. Можно и в баньку сходить. Ее каждый вечер топят. Но сейчас лучше не стоит.
– И когда же, по-твоему, стоит? – фыркнула я. – Когда вокруг меня осы виться начнут?
– Зима сейчас. Осы спят. А банька…
– Да ну тебя, – отмахнулась я.
Прошествовав с гордо поднятой головой сквозь строй расступающихся девиц, я распахнула сундук с тряпками. На этот раз я не выбирала, что поприличнее. Быстро связала в узел первые попавшиеся одежки, замотала мокрую голову платком и вышла из комнаты. О самовозгорающихся светильниках, летучих горшках и одушевленных одеялах я осознанно старалась не думать. «Колдовство тут есть, это факт. Вот и примем это как факт. А откуда взялась эта чертовщина, и как я умудрилась сюда угодить, можно обдумать и в другой раз, – уговаривала я сама себя, шагая по коридору. – Гораздо важнее, как отсюда выбраться. Вот этим и займусь. Только сначала отмоюсь от компота».
