Болезнь и творчество
Несмотря на временами возникавшие приступы слабости, Оруэлл продолжал интенсивно работать. Менее чем за год, к ноябрю 1947-го, первый вариант рукописи был готов. Вначале на титульном листе значилось давно задуманное название «Последний человек в Европе». Однако, внимательно прочитав то, что получилось, автор понял, что речь идет не только об отчаянной судьбе человека в тоталитарном обществе, но и об обществе в целом. Оруэлл решил дать книге более абстрактное название, обозначив время, когда могли бы происходить описываемые события. Так как он перечитывал и правил рукопись в конце 1947-го — начале 1948 года, он всего лишь поменял местами две цифры. Вместо «1948» возникло название «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре». Именно так, не цифрами, а словами, Оруэлл написал название и настаивал на этом варианте, причем не мотивировал свое решение даже в письме литагенту Л. Муру
.
В конце ноября 1947 года у писателя обострилась болезнь: при приступах неудержимого, мучительного кашля стали появляться сгустки крови. Эврил и Билл на местном рейсовом катере перевезли Эрика в городок Иск-Килбридж, неподалеку от Глазго, где находилась клиника Хейрмайерс, специализировавшаяся на легочных болезнях. Если раньше у Блэра врачи диагностировали только склонность к туберкулезу или слабую, скрытую его форму, то теперь вердикт докторов звучал неутешительно: у пациента активная форма туберкулеза, имеющая тенденцию к прогрессированию.
В письме старому знакомому, писателю и журналисту, в прошлом основателю журнала «Адельфи» Джону Мерри Эрик через несколько месяцев дал свое не очень радостное заключение: это туберкулез, который «неизбежно покончит со мной рано или поздно»
. Правда, некоторые врачи сохраняли оптимизм, поскольку появилось новое лекарство. Стрептомицин был изобретен американским микробиологом и биохимиком Зелманом Ваксманом в 1943 году, а с 1946-го стал интенсивно применяться, оказывая на подавляющее большинство пациентов с тяжелыми формами заболевания буквально магическое воздействие (в 1952 году за его создание Ваксман был удостоен Нобелевской премии).
В Великобритании к лечению стрептомицином относились очень осторожно. Его закупали в США в незначительном количестве только для проведения опытов под контролем Медицинского исследовательского совета. Для широкого практического использования он был пока недоступен. Узнав о препарате почти случайно, Дэвид Астор немедленно обратился к своим родственникам, жившим по другую сторону океана, и те срочно передали через знакомых, летевших в Великобританию, посылку с лекарством. Стоимость его была очень высока, и даже при теперешнем благополучном финансовом положении Блэр был не в состоянии взять расходы на себя. Посылку оплатил Астор.
Как обычно, Эрик не хотел принимать помощь. В начале февраля 1948 года он писал Астору, что вернет ему деньги: «Я коплю доллары и… в любом случае должен расплатиться с тобой, поскольку сумма существенная, а больница, конечно же, за это платить не может»
. Дэвиду пришлось затратить немалые усилия, чтобы убедить друга не думать в критический момент о деньгах. 19 февраля 1948 года он писал лечащему врачу Эрика Брюсу Дикку: «Относительно ситуации с деньгами я в контакте с Блэром и пытаюсь убедить его, что был бы очень рад помочь ему в этом деле. Я не хотел бы, чтобы Вы упоминали ему о моем предложении, так как считаю, что единственный способ убедить его быть разумным — сохранить происходящее между мной и им в полной тайне. Всё это я рассказываю Вам только для того, чтобы Вы не колеблясь обращались ко мне, если оттуда понадобится получить что-то еще, что могло бы быть ему полезным»
.
После применения американского препарата состояние больного несколько улучшилось, но кожа покрылась красными пятнами, начали выпадать волосы. Симптомы напоминали тогда еще не известную в медицинской практике лучевую болезнь. С горькой иронией Эрик писал в апреле 1948 года своему приятелю, писателю и историку Джулиану Саймонсу: «Мне немного лучше, но у меня была тяжелая пара недель с побочными последствиями стрептомицина. Мне кажется, что со всеми этими лекарствами возникает ситуация, когда корабль топят, чтобы избавиться от крыс»
. По мере улучшения доза стрептомицина была уменьшена, постепенно исчезла аллергия, Эрик немного окреп. Ему разрешили гулять, а в конце июля выписали из больницы.
Врачи и знакомые не советовали ему возвращаться на Джуру, но он не внял предостережениям и тотчас отправился на любимый остров, чтобы возобновить работу над романом. Достаточно трезво оценивая состояние своего здоровья, он в какой-то мере считался с медицинскими предписаниями и основное время проводил в постели, вставал не более чем на пять-шесть часов в день, не занимался физической работой. Такой режим должен был сохраняться не менее года
.
Ежедневно Блэр некоторое время проводил за письменным столом, но в основном работал лежа или сидя в постели, что было очень тяжело. Первым вариантом книги он остался недоволен. Учитывая вероятность новых приступов болезни и даже внезапную смерть, он оставил относительно рукописи довольно суровое распоряжение: «Получилась ужасная мешанина, но сама идея настолько хороша, что я, вероятно, не смогу от нее отказаться. Я проинструктировал Ричарда Риза, исполнителя моего литературного завещания, если со мною что-то случится, уничтожить рукопись, никому ее не показывая»
.
Знакомство с вариантами книги, сохранившимися в архивном фонде Оруэлла, свидетельствует, насколько трудоемкая и кропотливая работа была проделана автором, самочувствие которого оставалось крайне нестабильным. Он правил от руки неудачные, по его мнению, выражения, выбрасывал большие куски, заменял их новыми, частью написанными и перепечатанными на машинке, частью сразу напечатанными и прикрепленными к тексту скрепками. В основном правка носила стилистический, а не структурный или тематический характер, но встречались и новые повороты сюжета, и более яркие образы. Писатель превращал свое произведение в великолепный пример современной английской прозы, новаторской, но не рождавшей «новояз», на котором говорили его герои.
В первой половине ноября 1948 года писатель решил, что роман завершен. Однако рукопись была в таком состоянии, что ее необходимо было полностью перепечатать. Посылать текст в Лондон было бессмысленно — ни один человек без помощи самого автора не смог бы разобраться в тех исправлениях, вставках, дополнениях к вставкам, зачеркиваниях и восстановлениях текста, а также переносах слов и целых фрагментов, которые встречались чуть ли не на каждой странице. К тому же почерк у него был отвратительный. Сначала Блэр наивно рассчитывал найти машинистку на острове или организовать ее приезд, но после безуспешных поисков помощницы сам засел за нелегкий труд перебеливания текста. 15 ноября он сообщал писателю Энтони Пауэллу: «Я занят ужасной работой — печатанием моей книги»
. Тем не менее дневное задание, которое он себе давал, — печатать четыре тысячи слов (15–20 страниц) — выполнялось, обычно с небольшим превышением, хотя усталость возникала быстро. Напечатав несколько страниц, Эрик вынужден был подниматься из-за стола и перебираться с машинкой на диван — работая полулежа, он меньше уставал. «Всё идет хорошо, кроме меня», — писал он Т. Файвелу в середине декабря 1948 года
.
