Эрик очень переживал, что редко видится с ребенком, но все боялись, что Ричард может заразиться от отца страшной болезнью. Когда же мальчика всё же приводили, его держали на расстоянии, да еще и надевали защитную марлевую маску. «Ты где-то ударился?» — спросил как-то Ричард, понимая, что отцу плохо, но не осознавая всей серьезности ситуации
.
Состояние здоровья Эрика продолжало ухудшаться. Он катастрофически худел. Медицинским сестрам становилось всё труднее найти место на его теле, куда можно было ввести иглу шприца. Его единственным шансом остаться в живых врачи называли поездку в Альпы. Соня со свойственной ей энергией забронировала на 25 января 1950 года частный самолет, который должен был доставить ее с мужем на место назначения. Ее бывший возлюбленный Лусиан Фрейд, с которым она сохранила дружеские отношения, взялся помочь ей во время полета и на самом горном курорте. Впрочем, может быть, теперь он перестал быть бывшим…
Восемнадцатого января в присутствии Сони и Гвен О’Шонесси Эрик Блэр продиктовал свою последнюю волю
. Все права, связанные с его литературным наследием, предоставлялись Соне. По договоренности с ней сестре Эврил поручались заботы о Ричарде, на счет которого предписывалось положить сумму, необходимую для получения достойного среднего и высшего образования. Эрик пожелал, чтобы, несмотря на то, что он не принадлежит ни к какой конфессии, его похоронили по обычаям англиканской церкви: тело не должно было предаваться кремации, захоронение следовало произвести на одном из «ближайших удобных кладбищ»
[71].
Поздно вечером 20 января 1950 года Соня с Лусианом и другими приятелями отправилась в ночной клуб. Вскоре после полуночи ее вызвали к телефону. Звонил дежурный врач с сообщением, что у ее супруга произошло легочное кровоизлияние с остановкой дыхания; все попытки привести его в чувство оказались безрезультатными, и только что была констатирована смерть.
Эрик Блэр — Джордж Оруэлл скончался на сорок седьмом году жизни. В свидетельстве о смерти в графе «причина» было записано одно зловещее слово: «туберкулез»
.
Отпевание происходило в церкви Христа возле Риджент-парка, в центре Лондона, 25 января — в тот самый день, когда предполагался вылет в Швейцарию. Эрик хотел быть похороненным в сельской местности. Астор организовал отправку гроба в свое имение возле селения Саттон-Кортеней, графство Оксфордшир, и вместе с Соней сопровождал его. Похороны состоялись на территории церкви Всех Святых, стоящей на крутом берегу Темзы. На надгробном камне была сделана надпись «Эрик Блэр» с датами жизни. Большинство тех, кто приходит в это место, обычно не знают, что именно там захоронен великий писатель. Посещая могилу бывшего премьер-министра Великобритании Герберта Асквита, они не обращают внимания на расположенную неподалеку могилу незнакомого им Эрика Блэра.
«Черный список» Оруэлла
Перед смертью Оруэлл продолжал делать заметки в записной книжке, которую стал заполнять, по-видимому, параллельно с окончанием работы над романом «1984»
. Споры о том, для чего в эту книжку вносились имена с комментариями и как писатель предполагал использовать ее, не утихают по сей день. Записная книжка (в ней 42 страницы, между которыми заложено несколько газетных вырезок) имела заголовок «Попутчики» и содержала постоянно пополнявшийся список западных деятелей, которые, по мнению Оруэлла (в некоторых случаях вполне обоснованному, в других явно ошибочному или противоречившему его собственным высказываниям) были «скрытыми коммунистами» или, как сказали бы сегодня, советскими агентами влияния, а то и шпионами.
Раскрывать их истинное лицо Оруэлл начал еще в военные годы, когда опубликовал в газете «Обсервер» сравнительный анализ двух книг — «Дороги к рабству» Фридриха Хайека, в которой беспощадно разоблачался тоталитаризм
, и «Зеркала прошлого» Конни Циллиакуса с апологией сталинского режима. Оруэлл придавал этим книгам такое значение, что написал рецензию, не дожидаясь их выхода в свет, на основе отрывков, публиковавшихся в прессе
.
В 1947 году Оруэлл вступил в открытый конфликт с Циллиакусом. Сын финского авантюриста и революционера, сотрудничавшего с большевиками, респектабельный британский юрист и общественный деятель в предвоенный период оправдывал Большой террор, заявляя, что Сталин ведет непримиримую борьбу против нацистской «пятой колонны». Во время войны, служа в Министерстве информации, Циллиакус восхвалял советские победы и их «организатора», а став в 1945 году депутатом палаты общин от Лейбористской партии, поддержал установление тоталитарных режимов советского образца в странах Восточной Европы.
В одном из «Писем из Лондона» в американском журнале «Партизан ревю» Оруэлл упомянул Циллиакуса как скрытого коммуниста в числе нескольких других лейбористских парламентариев, для которых восхваление СССР было важнее национальных интересов собственной страны. Циллиакус выступил с опровержением, на которое Оруэлл тут же написал ответ. Оба выступления были помещены в одном номере еженедельника «Трибюн»
. Писатель упорствовал: «Я полагаю и буду так полагать до тех пор, пока мне не представят доказательства противоположного, что он и другие, подобные ему, проводят политику, вряд ли отличимую от политики компартии, являясь в действительности агентами влияния СССР в этой стране, и что когда, по их мнению, советские и британские интересы придут в противоречие, они поддержат советские интересы».
Когда Оруэлл составлял свой список, его отношение к Циллиакусу было своего рода стандартом, моделью для выявления тех лицемеров, которые, полагал он, формально провозглашая свою приверженность демократии и пользуясь ее благами, на деле служили советскому тоталитаризму то ли за прямую или косвенную оплату (например, в виде высоких гонораров), то ли внешне безвозмездно, но в расчете на будущую благодарность.
И всё же у Оруэлла не было четких критериев для занесения тех или иных политиков или деятелей культуры в «черный список». Он был в большой мере субъективен, поддавался собственным негативным эмоциям, что отчасти можно объяснить состоянием его здоровья. В результате в список включались имена и тех людей, которые искренне стояли на левых позициях или просто высоко оценивали роль СССР во Второй мировой войне, не идеализируя его внутриполитическую ситуацию. Были даже такие, кто никакого отношения к левым не имел. В конечном итоге в список попали более ста человек, среди которых были и всемирно знаменитые, и совершенно случайные; со многими из них Оруэлл не был знаком лично, но узнавал о них из прессы или даже от своих знакомых, например от Риза.
О том, что Риз был в какой-то мере причастен к составлению пресловутого списка, он сам рассказал в письме хранителю архива Оруэлла в Лондонском университете Яну Энгусу почти 20 лет спустя. Оказывается, во время посещений больного Эрика в санатории они придумали своего рода игру, «обсуждая, кто являлся платным агентом и чьим именно, и оценивая, до какой степени предательства избранные нами ненавистные объекты были бы готовы дойти»
.
