В связи с состоянием здоровья Блэр попросил начальство изменить условия его контракта, исключавшего выезд за пределы Бирмы, и покинул ее летом 1927 года. Правда, вначале он осторожно ходатайствовал только об отпуске, но возвращаться, скорее всего, не собирался и, уже находясь в Британии, договорился о полном прекращении действия служебного соглашения. Вот как сам герой передавал свои мысли того времени:
«Когда я ехал домой в отпуск в 1927 году, я наполовину уже решил покончить со своей работой, и сам глоток английского воздуха укрепил меня в этом желании. Я не собирался возвращаться, чтобы опять стать частью этого жестокого деспотизма. Но я хотел значительно большего, чем только избавиться от прошлой службы. В течение пяти лет я был частью системы угнетения, и это породило во мне осознание вины. Я вспоминал бесчисленные лица — лица обвиняемых на скамье подсудимых, людей, ждущих решения судьбы в камерах, подчиненных, которых я третировал, и пожилых крестьян, на которых я смотрел свысока, слуг и кули, которых я мог двинуть кулаком, когда был в плохом настроении (почти каждый совершает такие вещи на Востоке, по крайней мере изредка. Восток создает массу провокационных поводов), — всё это сурово преследует меня»
.
Блэр не преувеличивал. Бывали случаи, когда он срывался и применял физическую силу к кому-то из местных жителей, доставившему ему незначительную неприятность. Профессор Рангунского университета Маунг Хтин Аунг вспоминал, что в те далекие дни, когда он был студентом, произошел следующий эпизод. Он с друзьями находился на платформе пригородной железнодорожной станции, когда бирманский подросток-школьник на бегу случайно толкнул некоего белого господина так, что тот чуть не упал. Господин догнал мальчика и изо всех сил ударил его тростью по спине. Молодые люди окружили господина; завязался спор, продолжившийся и в вагоне поезда. Господин отвечал не очень агрессивно, но с сознанием собственного превосходства. Когда студенты вышли из вагона, железнодорожный служащий объяснил им, что они здорово рисковали, так как спорили с высокопоставленным полицейским офицером Блэром. Аунг, правда, подчеркивает, что Блэр не представился студентам, говорил с ними миролюбиво и не предпринял против них никаких мер
.
Более кратко, но не менее четко Блэр характеризовал причины своего отъезда из Бирмы в автобиографии 1940 года: «Я отказался от этой работы отчасти потому, что климат разрушал мое здоровье, частично в результате того, что у меня уже были неопределенные мысли о создании книг, но главным образом потому, что я не мог более служить империализму, который я стал всё более понимать как систему вымогательства»
.
Позже Эрик с нескрываемым стыдом рассказывал об одном унизительном эпизоде. Инспектируя подведомственные полицейские участки, он присутствовал на допросе подозреваемого, которого его подчиненные с применением насилия принуждали дать признательные показания. Внезапно к нему приблизился американский религиозный миссионер, который неизвестно каким образом оказался в помещении полиции. В течение нескольких минут он молча наблюдал, как полицейские издеваются над бирманцем, а затем тихо прошептал Блэру: «Я не хотел бы заниматься работой, подобной вашей».
Слова заокеанского миссионера ужалили Блэра в самое сердце, прозвучали острым напоминанием, что он занимается грязной работой, что для американского миссионера и преступники, и полицейские были представителями одной банды
.
Глава третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Дорога домой
В конце июня 1927 года, получив разрешение на отпуск, Эрик Блэр отправился в Рангун, а оттуда 14 июля на пароходе «Шропшир» отплыл на родину с намерением, становившимся все более твердым, стать писателем. В начале августа он сошел с корабля в порту Марселя и планировал некоторое время пробыть во Франции, посмотреть Париж, а уж затем возвратиться в родные пенаты. Чуть ли не на следующий день с ним произошел символичный случай.
Эрик зашел в местное отделение какого-то британского банка, чтобы поменять валюту, разговорился с клерком, а затем вышел вместе с ним на улицу. Внезапно они увидели приближающуюся толпу людей в рабочей одежде. Это были демонстранты, несшие знамена и плакаты «Свободу Сакко и Ванцетти!». Кто такие Сакко и Ванцетти, Блэр уже знал из последних номеров газет, которые он теперь, оказавшись на европейской суше, имел возможность просматривать. Это были американские рабочие итальянского происхождения, профсоюзные активисты, анархисты по политическим взглядам, обвиненные в 1920 году в убийстве кассира и двух охранников обувной фабрики в городке Саут-Брейнтри, штат Массачусетс.
На судебном процессе в Плимуте они, несмотря на крайне слабую доказательную базу, были признаны присяжными виновными и приговорены к смертной казни. Дело тянулось еще несколько лет (следующие судебные инстанции то отменяли, то подтверждали приговор). Наконец, в августе 1927 года, то есть как раз тогда, когда Блэр оказался в Марселе, приговор вступил в силу. Сакко и Ванцетти со дня на день ожидали казни на электрическом стуле.
Процесс и последовавшие за ним попытки добиться пересмотра дела вызвали широкий резонанс во всём мире. Многие были уверены в невиновности приговоренных, и процесс стал для них символом политических репрессий в США. Делом Сакко и Ванцетти воспользовались советские власти и выполнявший их волю Коммунистический интернационал. Во многих странах проходили организованные коммунистами демонстрации с требованием освободить Сакко и Ванцетти. Одну из них и увидел Блэр в Марселе.
Четких политических взглядов у Эрика еще не было, да и судьба американцев его, похоже, не очень волновала. Его, однако, сильно задела реплика банковского клерка: «Этих чертовых анархистов надо было просто повесить!» Холодно взглянув на собеседника, Блэр, пожав плечами, ответил: «Но ведь они могут быть не виноваты в преступлениях, за которые осуждены». Удивленный клерк прекратил разговор и удалился.
Блэр запомнил этот случай, поскольку впервые за несколько лет — с того времени, как он стал служить в колониальной полиции — он почувствовал, что может более не притворяться. Теперь он не обязан быть «белым человеком», произносящим приемлемые фразы, и вправе говорить то, что думает, кому угодно — и случайному собеседнику, и чиновнику любого ранга.
В 1932 году Оруэлл воспользовался публикацией своей рецензии на книгу немецкого культуролога и филолога Е. Р. Куртиуса «Французская цивилизация», чтобы подробно рассказать об этом эпизоде и, главное, о том чувстве духовного освобождения, которое у него тогда возникло. От темы рецензии он явно отвлекся, но это была первая представившаяся ему возможность поделиться с читателем историей, ставшей, как он считал, важным событием в его жизни
.
Когда Блэр отправлялся в отпуск, он еще не решил окончательно, возвращаться ли ему на полицейскую службу, но европейский воздух укрепил его в желании покончить со службой в колонии. Как мы уже упоминали, еще до отъезда Эрика в Бирму его родители переехали в спокойный приморский городок Саутволд (графство Саффолк), куда он и отправился в конце августа после двухнедельного пребывания во Франции, в основном в Париже. Младшая сестра Эрика, Эврил, жившая с родителями (ей было 19 лет) вспоминала о внезапном появлении брата: «Когда он вернулся из Бирмы… внешне он сильно изменился. Он стал очень похож на отца и к тому же отрастил усы. Волосы стали гораздо темнее. Похоже, что, привыкнув иметь много слуг в Индии, он стал ужасно — по нашему мнению — неопрятным»
.
