Социализм, по его мнению, базировался на четырех основаниях: частично национализированной промышленности, сведенной к минимуму прибыли, внеклассовом образовании детей и юношества и политической демократии. Он отмечал, что никто не должен жить, не работая. Отдавая должное собственникам и менеджерам предприятий, автор полагал, что опыт и знания этих людей ценны для общества, поэтому лишенные собственности бывшие представители эксплуататорского меньшинства должны быть сохранены как государственные служащие.
Автор оставлял без ответа вопрос, как следует поступить с собственниками средней руки. Он полагал, что должны быть сохранены мелкие земельные собственники (владельцы участков не более 15 акров, то есть семи гектаров) и мелкие торговцы.
Однако в несравненно большей степени его интересовали конкретные сюжеты повседневности, материальные и моральные ужасы современной жизни, свидетелем которых ему довелось быть. Он не раз возвращался мыслями ко времени, проведенном в Бирме, подчас фиксируя весьма неудобные для издателей стороны колониальной жизни. Тем не менее в «Адельфи» после колебаний издателей всё же был опубликован его весьма натуралистический очерк «Казнь через повешение», где проступают отвращение и презрение к британским колониальным властям и местным исполнителям их воли.
В основу очерка легли воспоминания Блэра, присутствовавшего при казни заключенного в тюрьме городка Инсейн. Англичанин, от имени которого идет повествование, спокойно наблюдает за процедурой казни и благодушно слушает рассказ одного из палачей, судьи по имени Фрэне, о том, какую нелегкую работу проделал он с коллегами. Подробно описывалась «обычная» процедура: «Одного из осужденных уже вывели из камеры. Это был маленький тщедушный индус с бритой головой и неопределенного цвета водянистыми глазами. На лице, как у комического актера из фильмов, топорщились густые усы. Все обязанности, связанные с его охраной и подготовкой казни, были возложены на шестерых высоких стражников-индусов. Двое из них, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками, наблюдали, как остальные надевали на осужденного наручники, пропускали через них цепь, которую затем прикрепляли к своим поясам, и туго прикручивали ему руки вдоль бедер»
. Буквально по минутам Блэр описывал, как группа людей двигалась по направлению к виселице, как приговоренный сделал шаг в сторону, чтобы обойти лужу, а затем, вдруг окончательно осознав, что сейчас произойдет, отказался идти. Тогда к месту казни его потащили за ноги. «Мы снова расхохотались. В этот миг рассказ… показался невероятно смешным… От мертвеца нас отделяла сотня ярдов»
— так заканчивался очерк.
Пафос очерка состоял в том, как просто и обыденно решалась человеческая судьба, отнималась жизнь. «Помню, бывало и такое, что доктору приходилось лезть под виселицу и дергать повешенного за ноги, чтобы уж наверняка скончался. В высшей степени неприятно!» — писал автор.
Очерки Блэра всё чаще появлялись в популярных журналах. И всё же печататься было трудно. Блэра продолжали считать начинающим автором, сочинения которого заслуживают определенного внимания, но не представляют собой чего-то особенного. Издатели давали понять, что каждая публикация — большая честь для автора, и старались заплатить как можно меньше. Даже у Риза при самом благосклонном отношении к Блэру сохранялись некоторые вполне обоснованные сомнения касательно нового автора. Он считал того умным и способным, но недостаточно оригинальным, замечал у него такие черты, как завистливость, склонность к интригам, зацикленность на собственной персоне, полагая, впрочем, что все эти качества присущи и другим «молодым амбициозным литераторам»
.
Постепенно между Ричардом Ризом и Эриком Блэром установились подлинно дружеские отношения. Редактор «Адельфи» продолжал публиковать очерки писателя, рекомендовал его другим издателям и, что было весьма важно, давал в долг деньги, когда карманы Эрика оказывались пусты.
С апреля 1930 года Блэр возобновил свои авантюры: скитания по нищим кварталам, общение с бродягами, погружение в быт Ист-Энда, а затем и центра столицы, где, как оказалось, также ночуют бездомные и голодные. Он договаривался с друзьями, что сможет в их квартирах (среди них была не только крохотная «студия» его недолгой возлюбленной Рут Питтер, но и роскошные апартаменты Ричарда Риза в одном из самых дорогих лондонских районов Челси) оставлять свою приличную одежду, и переодевался в тряпье.
Две ночи Эрик вновь провел в одной из самых грязных окраинных ночлежек, а на третью просто явился на Трафальгарскую площадь, расположенную всего лишь в паре кварталов от здания парламента, Вестминстерского аббатства и резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, в самом сердце британской столицы. Было холодно, и Эрик по совету бывалых бродяг использовал старые газеты и рекламные объявления, обернув их вокруг тела. Наутро он умылся в фонтане и уселся вместе с другими нищими, положив перед собой шапку для сбора подаяния. Неугомонному Блэру стало скучно, и он решил развлечься чтением прихваченного с собой какого-то романа Бальзака на языке оригинала. Вначале он опасался, что это может выдать в нем чужака в компании, в которой он оказался. Но тревога опять оказалась напрасной.
Через полтора десятилетия, вспоминая этот эпизод, Оруэлл писал, что ничто не является более убедительной маскировкой, чем старая и грязная одежда. «Даже епископ может оказаться своим среди бродяг, если он наденет правильную одежду, и даже если они знают, что он епископ, ничего не изменится, так как они знали бы или, по крайней мере, верили бы, что он в самом деле крайне нуждается. Если уж вы находитесь в этом мире и вроде бы принадлежите ему, не имеет никакого значения, кем вы были в прошлом».
Вместе с несколькими другими бродягами Блэр отправился в графство Кент, славившееся плантациями хмеля. Был как раз сезон сбора урожая, и требовались многочисленные рабочие руки. Собственно говоря, в дополнительном заработке он уже не нуждался. Ему было интересно повседневное общение с группой людей из низшего социального слоя. Особенно заинтересовал Эрика Джинджер (Огонек) — молодой воришка, который в дороге снабжал всю компанию всем необходимым: то он стянет где-то вилки и ножи, чтобы вся группа могла поесть «по-людски», то ловко обведет вокруг пальца продавца продовольственного магазина и вернется с несколькими пачками сигарет и яблоками. Блэр сознавал, что с таким членом команды легко может оказаться за решеткой, но, похоже, и это было допустимым, хотя и не очень желательным вариантом, дававшим возможность познакомиться с жизнью с еще одной стороны.
Он писал Дэнису Коллигсу: «Если от меня не будет известий в течение пары недель, это, возможно, будет означать, что меня схватили за попрошайничество, так как приятели, с которыми я двигаюсь, — закоренелые нищие и один из них не более чем мелкий воришка»
. Отчитываясь тому же Коллингсу о двух с половиной неделях, проведенных на плантации хмеля на ферме возле города Мереворт, он то ли с подлинной горечью, то ли с иронией информировал, что заработал всего 16 шиллингов (правда, рабочих кормили, вычитая стоимость еды из оплаты), зато руки стали совершенно черными от сока растений. Видно, и на этот раз помог опыт Джинджера — в письме говорилось, что, хотя тот и вор, но «очень приятный парень»
.
