Редакция журнала «Адельфи» предложила Оруэллу написать рецензию на труд известного американского историка и социолога Луиса Мамфорда о писателе XIX века Германе Мелвилле, прожившем яркую жизнь, полную приключений: служба юнгой на пакетботе, странствия, пребывание в плену у туземцев в районе Маркизских островов, освобождение американскими военными моряками… Мелвилл создал массу приключенческих романов и романов-раздумий с уходом в экзотику и мистику, которыми зачитывалась публика.
Всемирную славу в самом конце жизни ему принес роман «Моби Дик, или Белый кит» (1851), провозглашавший иррационализм основой всего сущего: в мрачной действительности господствует белый кит, которого никто никогда не видел, но который постоянно чем-то обнаруживает свое присутствие, властвует над всем и всеми и поистине вездесущ; неизвестно, кто он — бог или дьявол.
Отталкиваясь от книги Мамфорда, Оруэлл создал очерк о самом Мелвилле. Его эссе было проникнуто симпатией к американскому писателю, сочувствием к его судьбе и в то же время содержало объективную оценку его творческой эволюции, неразрывно связанной с особенностями жизненного пути: «Перед нами гениальный, непрерывно работающий человек, живший среди людей, для которых он был не кем иным, как утомительным, непонятным неудачником. Мы видим, как бедность, которая ему угрожала, даже когда он писал “Моби Дика”, оказывала на него в течение почти сорока лет ужасное воздействие, приведя к крайнему одиночеству и ожесточению, почти полностью искалечив его талант».
Оруэлл, однако, вспоминал, что о художественном творчестве невозможно судить упрощенно, непосредственно связывая его с материальным положением автора. Такая критика «очень хороша, когда направлена на человека, но это — опасный метод оценки произведения искусства. Если его применять последовательно, может исчезнуть само искусство»
.
Первая же рецензия Оруэлла, опубликованная в мартовско-майском номере «Адельфи» 1930 года, показала литературной общественности, что молодой автор обладает недюжинными способностями не только социального публициста, но и трезвого, требовательного и в то же время тонкого аналитика художественного творчества. Вслед за этим его рецензии и критические обзоры стали публиковаться регулярно. Большой интерес вызвала рецензия Оруэлла на роман Джона Пристли «Улица Ангела», появившаяся в октябрьском номере «Адельфи». Автор не просто на равных вел диалог с маститым романистом, чье новое произведение сразу же стало популярным, но и довольно остро его критиковал. Рецензия была подписана «Эрик Блэр», и Пристли понятия не имел, что Блэр и Оруэлл — одно и то же лицо.
В «Улице Ангела» автор стремился проанализировать психологию успеха, которой в условиях экономического процветания 1920-х годов была одержима британская молодежь. Идеалы и любовь исчезали, господствовала погоня за наживой, от дружбы было легко отказаться как от наивной фантазии. Лишь к финалу романа его герои начинали постепенно понимать, что им пришлось заплатить за успех слишком высокую цену.
Оруэлл не разделил всеобщих восторгов по поводу нового романа Пристли и в слегка прикрытой форме высмеял сравнения его с произведениями Диккенса: «Работа господина Пристли написана слишком легко и недостаточно проработана для того, чтобы стать хорошим художественным произведением»
. Короче, своей рецензией Оруэлл напал на писателя, ставшего уже столпом британской литературы.
Пристли, надо сказать, не пытался ответить на критику, скорее всего не обратив внимания на рецензию Эрика Блэра или сочтя ее неким раздражителем в хоре похвал. Что касается Оруэлла, то он на протяжении следующих лет относился к Пристли если не враждебно, то во всяком случае весьма сдержанно, считая его приспособленцем, коммунистическим попутчиком и даже советским агентом
.
Роман «Дочь священника»
Работа в захолустных частных школах, да и посещения местной церкви дали определенный дополнительный жизненный опыт. В новом романе «Дочь священника», написанном в 1935 году, были яркие сатирические страницы, посвященные «образовательному бизнесу» и быту провинциального священнослужителя. Художественная ткань романа теснейшим образом переплеталась с публицистикой, основанной в значительной степени на собственном жизненном опыте английского учителя: «В Англии, кстати, невероятное количество разнообразных частных школ. Второго сорта, третьего, четвертого… по дюжине, по паре дюжин в каждом лондонском пригороде, в каждом провинциальном городке. Общее число всегда приблизительно тысяч десять, из них под официальным контролем менее тысячи. Некоторые школы получше, есть и такие, которые успешно конкурируют с вечным соперником, школой муниципальной, но в основании всех общее зло: цель их — получить деньги. За исключением легальности школьного заведения, организуют его зачастую с тем же самым финансовым расчетом, который стимулирует создание нового публичного дома или подпольной букмекерской конторы. Какой-нибудь мелкий делец (владеют школами обычно люди, от педагогики крайне далекие) однажды утром говорит жене: “Слышь, Эмма, у меня идея! Что скажешь, если школу завести? Денег она полно дает, а потеть, как при лавке или пабе, там не с чего. И потом, дерготни ведь никакой, законно, и всех дел: плати аренду, наставь скамеек да к стене черную доску. Шику подпустим, наймем по дешевке безработного парня с этого Оксфорда — Кембриджа, нацепим ему мантию, колпак ихний квадратный с кисточкой. Не клюнут, что ль, родители-то, а? Место б нам только подобрать, где бы поменьше умников, что тоже на этих школьных играх греются”.
И вот делец, найдя местечко в квартале жителей среднего, весьма среднего класса (слишком бедных, [чтобы] оплачивать школу приличную, и слишком чванных согласиться на школу муниципальную), свое учебно-доходное дело “заводит”. Постепенно, ухватками расторопного лавочника набирает клиентуру и, если ловок и обходителен, а конкурентов по соседству сравнительно немного, делает свои несколько сотен в год»
[27].
Довольно смелым шагом было сделать главным персонажем романа женщину, поскольку в женском обществе автор бывал нечасто и серьезных отношений с подругами у него всё еще не было, хотя имелись определенные впечатления, главным образом от общения с собственной матерью и ее знакомыми дамами. Во всяком случае, если Эрик и делился со знакомыми женщинами своими планами, их реакция, вкусы и размышления его особенно не волновали.
Дочь приходского священника крохотного местечка Дороти Хэйр первоначально предстает перед читателем послушной, заботливой, но в то же время ни о чем серьезно не задумывающейся носительницей выработанной десятилетиями, если не веками, традиции. Она строжайше исполняет заветы скончавшейся матери и все указания отца, которого совершенно не интересуют внутренний мир дочери и ее жизненные устремления: является и экономкой, и бухгалтером, и посыльной, и еще кем угодно. Отец и все окружающие считают это естественным, необходимым, данным навечно. Так и тянется ее безрадостная, однообразная жизнь. В заостренной типизации образов первой части книги писатель Оруэлл опирался на наблюдения Эрика Блэра, главным образом из того времени, когда он жил в доме родителей в Саутволде: он встречал подобных людей и среди гостей своих родных, и в чайном магазине, которым владела его сестра Эврил, и на улицах.
