Это был предел «практических соображений», которые смог себе позволить Оруэлл касательно объединения усилий низших и средних слоев общества. Его подход к социализму был в конечном счете индивидуалистическим. Отсюда проистекала уже достаточно ярко выраженная в «Дороге на Уиган-Пирс» и позже проявившаяся еще четче противоречивость в его представлениях о том, как должно выглядеть это общество, если оно, паче чаяния, всё же будет создано, во что писатель не очень-то верил. С одной стороны, это будет общество «бесклассовое» (что уже противоречило его прежним мыслям по поводу «капиталистов» и «пролетариев»). С другой стороны, в будущем обществе «равных» каждый должен иметь право свободно высказывать то, что думает, свободно передвигаться, читать то, что хочет, без внешнего навязывания, спорить и т. п. Будучи сам представителем среднего класса, Оруэлл — Блэр стремился сохранить именно эту свою идентичность (разумеется, предусматривая равные возможности для всех остальных). Он пока не задумывался над тем, что общественной собственностью тоже необходимо будет управлять и что поэтому неизбежно должны появиться бюрократы, которые будут прилагать все силы, чтобы превратиться из руководящего слоя в господствующий класс.
Иначе говоря, существенно отличаясь от других социалистов, Оруэлл оставался таким же утопистом, как и остальные приверженцы этой коварной общественной теории, несмотря на то, что он чуть ли не с презрением отвергал любой идеологический багаж социализма, да и к самим его носителям относился не лучше. Он полагал, что «у социалистического движения нет времени, чтобы быть лигой диалектических материалистов; оно должно быть лигой угнетенных против угнетателей». Писатель продолжал высмеивать «социалистических мошенников» — «отвратительное племя высоколобых дам и носящих сандалии бородатых любителей фруктового сока, которые толпой несутся на запах “прогресса”, подобно трупным мухам, устремляющимся к мертвой кошке». Столкнувшись с тоталитарными общественными формациями и тенденциями, прикрываемыми всё теми же социалистическими лозунгами, Оруэлл, формально не отказываясь от своего социалистического кредо, фактически покажет несовместимость прекрасных лозунгов и отвратительной человеконенавистнической практики.
Дискуссии об оруэлловской социальной модели
Голланц и его единомышленники по Клубу левой книги были недовольны отрицательным и снобистско-пренебрежительным, с их точки зрения, отношением Оруэлла к социалистическому движению, однако сочли его книгу весьма полезной. Когда Оруэлл предоставил рукопись, единственная просьба, высказанная Голланцем, состояла в том, чтобы в книгу были включены документальные приложения, которые сделают ее еще более ценной. Голланц писал Оруэллу, что документированная работа станет важным вкладом в борьбу за изменение социального и экономического порядка, в борьбу против фашизма
.
Оруэлл буквально за несколько дней проделал необходимую работу. С практической точки зрения было важно также, будет ли книга выпущена как обычная публикация или как серийное издание Клуба левой книги (члены Клуба ежемесячно получали новую книгу издательства Голланца за символическую плату, и если обычное издание выпускалось несколькими тысячами экземпляров, серийная книга Клуба имело тираж в несколько десятков тысяч).
Вопрос о публикации под эгидой Клуба решался его издательским комитетом, в который наряду с Голланцем входили авторитетные лейбористские деятели и теоретики Гарольд Ласки и Джон Стрейчи. По предложению Голланца в марте 1937 года комитет принял решение об издании части работы, непосредственно освещающей положение трудящихся: «Мы полагаем, что первая часть окажется отличным оружием в возбуждении общественного сознания в связи с отвратительными условиями существования массы людей в современной Англии»
. Книга была выпущена в том же марте невиданным для Оруэлла 44-тысячным тиражом, соответствующим числу членов Клуба. Кроме того, Голланц издал дополнительные две тысячи экземпляров для розничной продажи и опубликовал небольшую брошюру тиражом в 500 экземпляров с наиболее яркими фрагментами книги. Затем работа Оруэлла дважды переиздавалась.
Голланц написал к книге весьма сдержанное предисловие (датированное 11 января 1937 года), не оставлявшее сомнений в том, что он расходится с автором по принципиальным вопросам, чтобы читатели не сочли издание выражением мнения издательского комитета Клуба: «Честно говоря, я отметил более чем сотню мест, по поводу которых счел бы необходимым поспорить с господином Оруэллом; но в этом случае отведенный для предисловия объем был бы быстро использован, а терпение читателей иссякло бы»
. Кратко были упомянуты основные расхождения: «Оруэлл ни разу не упомянул, что он имеет в виду под социализмом; не объяснил, как угнетатели угнетают, не разъяснил даже то, что он понимает под “свободой” и “справедливостью”»
. Голланц писал далее о «нелюбви» Оруэлла к России (естественно, имелся в виду Советский Союз), защищал советские пятилетние планы и большевистскую пропаганду, которую Оруэлл весьма неуважительно именовал продуктом «полу-грамофонов, полу-гангстеров». «Достижения Советского Союза отчетливо видны всем»
, — провозглашал Голланц в 1937 году, ставшем символом сталинского Большого террора.
Оруэлл не стал с ним спорить, пожертвовав своими принципами ради выхода книги. Да и времени дискутировать с издателем у него теперь не было: когда Голланц упрекал писателя, что он якобы не ведет борьбу против мирового фашизма, тот уже сражлся в Испании со сторонниками Франко, которых левые деятели называли испанскими фашистами. Но отношения между автором и издателем с тех пор стали прохладными.
Критика встретила работу Оруэлла по-разному. В правых и либеральных кругах ее просто проигнорировали. Среди непартийных исследователей-гуманитариев книга вызвала неподдельный интерес. На нее откликнулся сын знаменитого историка Арнольда Тойнби, директора Королевского института международных отношений, Филип Тойнби, крупный писатель и журналист: «“Уиган-Пирс” читается подобно докладу, представленному неким гуманным антропологом, который только возвратился после изучения условий жизни угнетенных племен на Борнео».
Социалисты различных направлений, а также коммунисты признавали яркость критики, но настаивали, что работа «поверхностна», поскольку автор не дал рецептов борьбы с нищетой, безработицей и отчаянием обездоленных трудовых масс. Вдобавок каждая политическая группа упрекала писателя, что он не разделяет ее идеологии. При этом различные левые политические силы критиковали Оруэлла за то, что он допускал слишком обширные комментарии и обобщения, не позволяя фактам говорить за себя. Отчасти эти упреки были обоснованны, однако в основном они были вызваны именно расхождением критиков с автором в общей оценке ситуации.
Об интересе к книге свидетельствовало то, что в ее критическом анализе были задействованы мощные силы. С рецензией в коммунистической газете «Дейли уоркер» выступил сам «вождь» британских коммунистов Гарри Подлит, который, впрочем, не столько рассматривал достоинства и недостатки работы, сколько пренебрежительно и высокомерно оценивал личность автора, названного им «маленьким мальчиком из среднего класса» и «бывшим империалистическим полицейским», пишущим о «предмете, в котором не смыслит»
. Оруэлл счел, что, несмотря на отрицательную оценку, отзыв генсека британской компартии весьма полезен. «Рецензия Подлита довольно плохая, хотя, конечно, хороша в смысле рекламы»
, — писал он жене.
