Своевременно оказанная медицинская помощь спасла Блэру жизнь. Через двое суток состояние раненого заметно улучшилось, и он был переведен в тыловой госпиталь в городе Лериде, куда навестить мужа приехала Эйлин. Несмотря на большую кровопотерю, рана оказалась не очень опасной. Правда, на короткое время Эрик потерял голос, но постепенно начал говорить, вначале лишь шевеля губами, затем шепотом. За несколько недель голос почти восстановился, хотя до конца жизни в речи Блэра часто прорывались высокие свистящие звуки.
После трехнедельного пребывания в госпитале он был отправлен в санаторий ПОУМ им. Маурина (одного из основателей ПОУМ, взятого в плен франкистами и находившегося в заключении до 1946 года). Санаторий, расположенный на склоне горы Тибидабо, недалеко от Барселоны, был открыт на базе двух горных вилл, принадлежавших сторонникам Франко и захваченных ПОУМ летом 1936 года. К нему присоединили также несколько небольших домиков, конфискованных у католического монастыря. Всё шло своим чередом: собственность «классового врага» экспроприировалась, чтобы обеспечить своим активистам отдых и выздоровление. Далеко ли было до формирования нового господствующего слоя?..
То, что в условиях террора против анархистов и ПОУМ рядом с Барселоной существовал санаторий этой организации, свидетельствовало о крайней неразберихе не только в Каталонии, но и во всей стране. В санатории, естественно, знали, что Эрик Блэр сражался в милиции ПОУМ; однако этот «компрометирующий факт», который только повышал его авторитет в глазах пациентов, не был сообщен республиканским властям, хотя, безусловно, среди обслуживавшего персонала были разного рода агенты.
Эйлин, навещая мужа, не рассказывала ему, что в Барселоне крайне неспокойно, что идет охота на анархистов и поумовцев, что ее саму могут в любой момент арестовать. Оруэлл пребывал в тяжелой депрессии, понимая, что из-за ранения ему скоро придется покинуть Испанию. Одновременно он вынужден был признать, что теперь всё происходящее безумно его раздражало. «Я очень ослаб, лишился, казалось, навсегда, голоса, доктора говорили, что я буду годен к фронтовой службе не раньше, чем через несколько месяцев, — вспоминал Оруэлл в книге «Память Каталонии». — Рано или поздно мне нужно было подумать о заработке; кроме того, не было особого смысла оставаться в Испании и есть местный хлеб, в котором так нуждались другие. Но основные поводы моего желания уехать были всё же эгоистического порядка. Мне надоела страшная атмосфера политических подозрений и ненависти, осточертели улицы, переполненные вооруженными людьми, воздушные налеты, окопы, пулеметы, скрежет трамваев, чай без молока, пища, пропитанная оливковым маслом, табачный голод — одним словом, почти всё, что неразрывно связалось для меня с Испанией».
Именно в санатории Оруэлл стал задумываться над тем, что ПОУМ придерживается ошибочных социально-политических установок, что его прежний восторг по поводу всеобщего равенства в Барселоне был результатом поверхностных наблюдений, что антикапиталистические мероприятия поумовцев и анархистов попросту разрушают налаженную жизнь и заводят общество в тупик
. Живший с Эриком в одной палате в санатории говорливый и экспансивный активист ПОУМ Фернандес Хурадо, невзлюбивший соседа за слишком краткие ответы на его вопросы и отсутствие реакции на политические тирады, сумел оценить его неразговорчивость только после прочтения книги Оруэлла «Памяти Каталонии»: иностранец молчал, потому что смог детально разобраться во всех проблемах испанской революции и войны
.
Уроки испанских событий
Когда Эрик возвратился из санатория в Барселону, оказалось, что ему и Эйлин надо убираться из Испании не по «эгоистическим соображениям», а просто для того, чтобы остаться в живых. Введенная правительством цензура была к тому времени уже настолько эффективна, что Блэр даже не догадывался о барселонском терроре и о том, что ПОУМ подвергается суровым репрессиям, а его самого в любой момент могут схватить как «троцкиста» и «контрреволюционера». Впрочем, и в это время, и после отъезда из Испании он по-прежнему полагал, что в стране наряду с гражданской войной происходит революция. Он писал в «Памяти Каталонии»: «Если не считать маленьких революционных групп, существующих во всех странах, мир был полон решимости предотвратить революцию в Испании. В частности, Коммунистическая партия, при поддержке Советской России, делала всё, чтобы предотвратить революцию. Коммунисты утверждали, что на этом этапе революция окажется губительной и что стремиться следует не к переходу власти в руки рабочих, а к буржуазной демократии. Нет необходимости уточнять, почему “либералы” в капиталистических странах заняли схожую позицию. Иностранные капиталовложения играли в испанской экономике очень важную роль».
Оруэлл при всём желании был не в состоянии дать объективный анализ происходивших в Испании событий. Он руководствовался только своими наблюдениями, находясь при этом не в столице, а в каталонской Барселоне либо на передовой. Он имел предвзятое мнение, которое со временем смягчил, но от которого полностью не избавился. Его симпатии были на стороне радикальных сил — анархистов и поумовцев. Ему чужды были позиции либеральных республиканцев и Социалистической рабочей партии. Что же касается Компартии, то писатель с полным основанием рассматривал ее как исполнительницу воли Москвы. В испанской гражданской войне всё смешалось: коммунисты, обычно считавшиеся левыми, волею судеб оказались на правом фланге республиканцев.
Лишь весьма постепенно складывалась своеобразная концепция Оруэлла, существенно отличавшаяся от оценок как большинства испанских политиков и журналистов, так и зарубежных западных историков и политологов. Писатель считал, что силами, препятствовавшими развитию революционного процесса, являлись не только буржуазные партии и социалисты, но также коммунисты, действовавшие по указанию Сталина. По мнению Оруэлла, общий сдвиг вправо наметился в октябре — ноябре 1936 года, когда СССР начал поставлять правительству Испании оружие, а власть стала переходить от анархистов к коммунистам. В этом было очевидное упрощение и преувеличение, но факт, что в результате появления в Испании советских военных и политических советников, а также многочисленных агентов НКВД влияние испанской Коммунистической партии резко усилилось, неоспорим. «В результате, — писал Оруэлл, — русские имели возможность диктовать свои условия. Нет никакого сомнения, что смысл этих условий был таков: “Предотвратите революцию, или не получите оружия”. Не приходится сомневаться и в том, что первый шаг, направленный против революционных элементов, — изгнание ПОУМ из каталонского правительства — был сделан по приказу СССР».
Советский Союз, полагал Оруэлл, не оказывал прямого нажима, но косвенное воздействие осуществлялось через Компартию, считавшую ПОУМ и анархистов своими заклятыми врагами. Благодаря советской помощи авторитет коммунистов чрезвычайно повысился. В какой-то момент казалось, что именно их партия способна выиграть войну. Через нее распределялось советское оружие. Коммунисты следили, чтобы как можно меньше этого оружия попало в руки их политических противников. Наконец, провозгласив «нереволюционную программу», коммунисты смогли привлечь на свою сторону тех, кто был напуган экстремистами. Число членов партии значительно выросло, прежде всего за счет выходцев из средних слоев. Война велась теперь, по существу, на два фронта. Одновременно с борьбой против Франко центральное республиканское правительство стремилось вырвать у профсоюзов захваченную ими власть. «Достигалась эта цель с помощью малозаметных маневров (кто-то назвал эту политику политикой булавочных уколов), — и в целом очень хитро. Явно контрреволюционные мероприятия не проводились, и до мая 1937 года почти не было необходимости прибегать к силе. Рабочих очень легко было принудить к послушанию с помощью, пожалуй, даже слишком очевидного аргумента: “Если вы не сделаете того-то и того-то, мы проиграем войну”. Само собой разумеется, что от рабочих неизменно во имя высших военных соображений требовали отказаться от того, что они завоевали в 1936 году», — писал Оруэлл. В результате анархисты были вынуждены уступать: обобществление было приостановлено, местные ревкомы распущены, рабочие патрули расформированы (их место заняла довоенная полиция, значительно усиленная и хорошо вооруженная). Промышленные предприятия, находившиеся под контролем профсоюзов, перешли в непосредственное ведение республиканского правительства и его местных органов, отряды рабочего ополчения расформировывались и вливались в регулярную армию с привилегированной офицерской кастой. «Происходило всеобщее “обуржуазивание”, умышленное уничтожение духа всеобщего равенства, царившего в первые месяцы революции».
