Победителей не судят. В данном случае победителем, бесспорно, оказался Оруэлл: его небольшая книжка, написанная буквально в один присест осенью 1940 года, была буквально сметена с прилавков, за первым изданием последовало второе. Общий тираж — 12 тысяч экземпляров — был невиданно большим для публицистического произведения того времени. Патриотический настрой книги, содержавшей фактический призыв к единству нации в условиях войны, к сплочению сил для достижения победы, побудил центристские и консервативные издания отнестись к публикации сочувственно. В рассуждениях о социалистическом переустройстве общества увидели необходимое, пусть и небезопасное средство привлечения к общему делу борьбы против агрессора левой интеллигенции и социалистически настроенных рабочих. Литературное приложение близкой к консерваторам газеты «Таймс» отмечало, что «блестящее эссе Оруэлла воплощает собой искреннее желание навести мосты между слишком долго молчавшим, хотя и сильным британским патриотизмом и неискоренимыми интернационалистскими идеями левого крыла, доминировавшего в британском мышлении между войнами»
. И только левые лейбористы и коммунисты новую книгу Оруэлла проигнорировали.
Прошло сравнительно немного времени, и Оруэлл вынужден был признать, что его надежды на продвижение Великобритании к социализму в связи с войной тщетны. В журнале «Партизан ревю» он писал, что попал в ловушку, поверив в придуманный им же лозунг «Война и революция неразделимы». «В конечном итоге мы не проиграли войну и не ввели социализм»
, — резюмировал он.
Своеобразным и весьма существенным дополнением к «Льву и единорогу» стала статья 1940 года, которую автор осторожно назвал «Мысли в пути»
. Эти мысли касались в основном морально-этических проблем, связанных с религией. Соглашаясь с тем, что религиозную ложь необходимо выкорчевывать без остатка, автор тут же останавливал себя, ссылаясь на крайнюю сложность этой проблемы. Ведь именно из-за лжи, в том числе религиозной, думающий человек становится бунтарем «и часто безрассудным бунтарем». В то же время полное исключение Бога из человеческого сознания неизбежно ведет к его подмене псевдобожествами, связанными с псевдосоциалистическими режимами наподобие нацистского и советского: «Видимо, нельзя жить, полагаясь исключительно на могущество машин и на обобществленную экономику. Сами по себе они только помогают воцариться кошмару, в котором мы принуждены существовать, — этим бесконечным войнам и бесконечным лишениям из-за войн, и колючей проволоке, за которой оказались народы, обреченные на рабский труд, и лагерным баракам, куда гонят толпы исходящих криком женщин, и подвалам, где палачи расстреливают выстрелами в затылок, неслышными через обитые пробкой стены. Ампутация души — это, надо полагать, не просто хирургическая операция вроде удаления аппендикса. Такие раны имеют свойство гноиться».
Именно «ампутация души» постепенно становилась ключевой темой публицистических, а затем и художественных произведений Оруэлла антитоталитаристской направленности. Вновь и вновь писатель напоминал о слепой приверженности человеческих толп к разного рода догмам, которые им внушены при помощи истерической пропаганды и которым они бездумно, подчас страстно, следуют. Становясь элементами (позже их назовут «винтиками») толпы в любой ее форме — нации, единоверцев, класса, — люди перестают быть личностями. «Чувствуй они хоть немного глубже, и эта преданность сообществу стала бы преданностью самому человечеству, которое вовсе не абстрактно». Так Оруэлл совершал новые шаги по направлению к своим главным, антитоталитаристским произведениям.
Как внести личный вклад?
Блэр глубоко сожалел, что по состоянию здоровья скорее всего не будет зачислен в британские вооруженные силы и не сможет воевать. Тем не менее 9 сентября 1939 года, то есть сразу же после вступления Великобритании в войну, он направил прошение о включении его в список граждан, готовых служить нации в военное время. Впрочем, его стремление не встретило отклика властей.
Блэр напряженно искал возможности поддержать оборонявшуюся страну не только в качестве писателя и журналиста. Он даже подумывал о том, чтобы как-нибудь обмануть медицинскую комиссию и попасть на фронт. По медицинским справочникам он подготовил себя к медосмотру и заучил правильные ответы на вопросы докторов, но когда предстал перед комиссией, стало ясно, что это не спасает: он со своими больными легкими непригоден к действительной воинской службе. В раздражении он заметил довольно грубо: «Я уверен, что половина мужчин в этой стране отдала бы свои яйца [ради освобождения от службы в армии], но я этого делать не собираюсь»
.
Шестого июля 1940 года Эрик писал приятелю и коллеге, писателю и издателю Рудольфу Джону Леману: «Сложилась такая ужасная ситуация, что я не способен ничего делать. Правительство не желает использовать меня ни в каком качестве, даже клерком, и я не могу поступить в армию из-за своих легких. Просто ужасно чувствовать себя бесполезным и в то же самое время видеть, как полоумные и профашисты заполняют важные посты. Правда, дело чуть сдвинулось. Меня проинформировали в военном министерстве, что они больше не имеют ничего против тех, кто участвовал в испанской гражданской войне»
. (Британская бюрократия не сразу отказалась от подозрительного отношения к добровольцам, воевавшим в Испании, но со временем в этом вопросе действительно наметились позитивные сдвиги.)
В том же письме Эрик информировал адресата, что довольно активно занят делами организации «Местные добровольцы обороны», которая вскоре была преобразована во Внутреннюю гвардию, куда входили гражданские лица, образовывавшие полувоенные формирования для использования на поле боя, но только в случае вторжения врага на Британские острова. Досада Блэра была тем большей, что как раз в мае 1940 года продолжавшаяся восемь месяцев «странная война» сменилась стремительным наступлением германских войск. В течение нескольких дней ими были заняты Бельгия, Голландия и Люксембург, немцы вторглись на территорию Франции и устремились к ее столице. Париж был оккупирован 14 июня, а спустя восемь дней французское правительство подписало позорное соглашение о капитуляции. Не исключалось, что вскоре Гитлер осуществит вторжение на Британские острова. В этом случае, надеялся Блэр, он уже точно примет участие в защите страны, как и все британцы, способные носить оружие. Таков был парадокс — в сознании Эрика самые жуткие опасения окрашивались в тона надежды.
Эрик вступил во Внутреннюю гвардию, участвовал в боевой подготовке и крайне сожалел, что власти весьма осторожно подходят к вопросу о вооружении ее бойцов. 22 июня 1940 года в журнале «Тайм энд тайд» было опубликовано его открытое письмо под заголовком «Вооружить народ». Требование, чтобы всем подразделениям Внутренней гвардии выдали винтовки и ручные гранаты, аргументировалось тем, что в случае германского вторжения эти отряды станут реальной «народной партизанской силой»
. Поскольку политические предпочтения автора были хорошо известны, один из биографов Оруэлла, приводя выдержку из этой статьи, с иронией добавляет: «Удивительно, но правительство не пожелало распределять ручные гранаты и винтовки среди потенциальных революционеров»
.
Он действительно размышлял о том, что превращение Внутренней гвардии в эффективную вооруженную силу продемонстрировало бы возможности «демократической народной армии», которая могла бы не только воевать с внешним врагом, но и стать своего рода гарантом невозможности правительственной тирании в собственной стране. Проблемам Внутренней гвардии он посвятил статью в еженедельнике «Трибюн», в которой писал о винтовке, висящей на стене квартиры рабочего, как о символе подлинной демократизации армии
.
