27 сентября Рейгану было передано очередное послание Горбачева, которое по непонятным причинам было датировано еще 12 сентября и получено не по обычным дипломатическим каналам, а привезено Шеварднадзе, прибывшим на сессию Генеральной Ассамблеи ООН.
В письме выражалась надежда, что предстоящая встреча в Женеве будет способствовать тому, что взаимоотношения между СССР и США станут стабильными и конструктивными. «Наша встреча может послужить хорошим катализатором в этом отношении. Представляется, что мы в самом деле можем достичь ясного взаимопонимания о недопустимости ядерной войны, о том, что в такой войне не будет победителей, и мы можем решительно высказаться против стремления к военному превосходству». Горбачев призывал к переговорам о прекращении гонки вооружений на Земле и предотвращении ее в космическом пространстве.
Переходя же к конкретике, советский лидер выдвигал на первый план полный запрет космических вооружений и только затем предлагал сократить наполовину ядерные вооружения, способные достичь территории другой стороны. Одновременно высказывалась возможность заключения соглашения о ракетах средней дальности.
Безусловно, по согласованию с Горбачевым Шеварднадзе на сессии Генассамблеи огласил советские предложения, которые еще не обсуждались. Это вызвало недовольство американской стороны, хотя и не привело к срыву встречи в верхах, провести которую стремились и Рейган, и Горбачев.
12 октября Рейган посвятил очередное обращение к нации предстоявшей встрече и позиции США по вопросам ограничения вооружений
[663]. Он по-прежнему считал (или скорее делал вид, будто так считает), что США отстают от СССР в области стратегических вооружений, что необходимо восстановить равновесие. Заявления советских лидеров по поводу милитаризации космоса он назвал «опасным обманом», так как, поданным американской разведки, СССР уже обладает самой мощной в мире системой защиты от ядерного нападения. Рейган говорил: «Мы должны ответить тремя способами: во-первых, путем модернизации наших собственных стратегических сил, от которых зависит сдерживание; во-вторых, реализуя нашу инициативу по достижению соглашения с Советами в Женеве о равноценном и проверяемом сокращении наступательных ядерных вооружений; в-третьих, путем исследования возможностей неядерной обороны, чтобы защитить Соединенные Штаты и наших союзников от атаки». Именно обоснованию необходимости СОИ и была посвящена основная часть выступления.
Можно полагать, что этой речью Рейган проводил своего рода проверку нового советского руководства «на прочность»: сохранит ли оно в условиях жесткой позиции США по СОИ свое намерение встречаться в Женеве. В конце выступления было сказано: «Чем скорее Советский Союз обнародует свою собственную стратегическую оборонительную доктрину и присоединится к нам в реальном диалоге по сокращению риска войны, тем лучше будет для всего мира».
Хотя на это выступление Горбачев прямо не ответил, по линии советского посольства в сотрудничестве с Госдепартаментом продолжалась ускоренная техническая подготовка встречи. По-прежнему было совершенно не понятно, как пойдут на ней дискуссии и будут ли подписаны какие-либо документы.
В начале ноября в Москву приехали Шульц и Макфарлейн, а вместе с ними и Добрынин. Последний констатировал, что Горбачев «был заметно раздражен тем обстоятельством, что до встречи с Рейганом оставалось всего две недели, но никакой ясности об основных ее вопросах и о возможном исходе не было. “От американцев слышны лишь общие рассуждения”, суммировал он свое недовольство»
[664]. Никаких, однако, изменений в американской позиции не последовало. Становилось ясно, что женевская встреча будет носить в основном ознакомительный характер. Доложившему о встрече в Москве Шульцу Рейган заявил, что было бы хорошо договориться в Женеве о визите Горбачева в Вашингтон в следующем году, а затем сам президент отправится в Москву, где он, по его словам, давно уже хотел побывать.
Рейган и Горбачев прилетели в Женеву 18 ноября 1985 года. Подчас считают, что для американской стороны полной неожиданностью явилось то, что вместе с Горбачевым появилась его жена Раиса Максимовна. Но это не так. Видимо, Рональд был предупрежден об этом и взял с собой Нэнси.
На следующий день начались переговоры.
Оба политика нервничали, хорошо понимая и важность их первой встречи, на которую возлагались немалые надежды, и фактическую неподготовленность переговоров, отсутствие предварительно согласованных документов, даже проекта коммюнике.
Переговоры проводились как в полном составе делегаций, так и, главным образом, один на один, с участием только переводчиков.
При этом по всеобщему признанию, в том числе советской стороны, Рейган проявил блистательную способность быстро сориентироваться и произвести самое благоприятное впечатление.
Первая встреча лидеров происходила в американском представительстве. День выдался на удивление холодным и ветреным, что было необычно для швейцарского города. Горбачев вышел из машины одетым по-осеннему — в пальто, с шарфом на шее и в шляпе. Увидев его, выходивший из здания Рейган мгновенно сориентировался: он сбросил пальто на руки кому-то из сопровождавших и вышел навстречу Горбачеву в одном костюме, что немедленно было отмечено прессой. Защелкали кино- и фотоаппараты, запечатлевшие 74-летнего американского президента моложавым и здоровым, явно выглядевшим лучше, чем тепло одетый Горбачев. Впрочем, сам Михаил Сергеевич понял свой промах и во время ответного визита вышел встречать Рейгана без верхней одежды.
Оказалось, что Рейган все же лучше Горбачева подготовился к встрече. Беседы начались в специально выделенном для этого властями Швейцарии официальном помещении
[665]. Внезапно Рейган предложил совершить прогулку по берегу Женевского озера и в ходе нее продолжить беседу. Это был заранее запланированный жест, рассчитанный на то, что собеседник расслабится и пойдет на какие-то, хотя бы минимальные, уступки.
Все было подготовлено заранее. В небольшом павильоне на берегу озера лидеров ожидал горящий камин, располагавший к непринужденной беседе. Во время этого первого разговора с глазу на глаз американский президент вручил советскому лидеру меморандум с предложениями, учитывавшими и те, которые перед этим вносил сам Горбачев.
Горбачев произвел на Рейгана двойственное впечатление. Президент вскоре написал старому знакомому по Голливуду, бывшему актеру Джорджу Мэрфи, ставшему сенатором-республиканцем от Калифорнии: «Он твердо верит в свою систему, как и она [Раиса Горбачева], и он верит пропаганде, которую они плетут против нас. В то же время он практик и знает, что его экономика — в больном состоянии. Я думаю, что наше дело — в том, чтобы ему показать, что ему и им всем было бы лучше заключить какие-то практические соглашения, не пытаясь повернуть его на наш путь мышления»
[666].
