Когда зашла речь об Афганистане, на Рейгана произвело впечатление заявление Горбачева о намерении СССР в ближайшее время вывести оттуда советские войска.
Важным событием визита была лекция Рейгана в Московском университете по экономическим вопросам. Она состоялась 31 мая в актовом зале МГУ, продолжалась примерно 30 минут, но столько же времени президент отвечал на вопросы студентов и преподавателей
[710].
Выступление было начато на русском языке: Рейган пожелал студентам успеха на предстоявшей экзаменационной сессии. Естественно, основным содержанием или, точнее, отправным пунктом лекции было обоснование преимуществ рынка, максимально освобожденного от государственных ограничений.
Но американский президент был политиком, и, естественно, экономические соображения постоянно перерастали в его выступлении в мысли о необходимости всесторонне открытого общества как предпосылки его процветания. Он говорил о давних контактах русских с американцами, цитировал роман Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» и популярную песню «Хотят ли русские войны» Э. С. Колмановского на слова Е. А. Евтушенко.
Он горячо одобрял те преобразования, которые проводило и намечало новое советское руководство во главе с Горбачевым, хотя предупреждал: «Я знаю, что в вашем обществе есть люди, которые боятся, что эти изменения принесут только разрушения и отрыв от прошлого, которые боятся самой надежды на будущее — подчас они доверяют своей вере». Тем не менее он выражал твердую надежду, что «великолепные новые звуки открытости будут расти, заполняя собой все окружающее пространство, ведя к взаимопониманию, дружбе и миру».
На вопросы и ответы было отведено только 15 минут, так как, по словам ректора МГУ А. А. Логунова, который вел собрание, на большее у президента не было времени. Однако вторая часть встречи продолжалась вдвое дольше. Из характера вопросов создается впечатление, что они не были заранее подготовлены и распределены между своего рода актерами, игравшими роль заинтересованных студентов. Задавались вопросы самые различные: и касавшиеся перспектив заключения договора о сокращении стратегических вооружений, и региональных конфликтов, и судьбы советских солдат, пропавших без вести в Афганистане, и даже студенческой молодости самого Рейгана. Кто-то задал вопрос, не собирается ли Рональд сохранить свой пост на третий срок (непонятно, знал ли задавший вопрос, что Конституция США категорически запрещает это). Правда, сам вопрос вызвал смех аудитории, но Рейган ответил на него вполне серьезно, довольно подробно разъяснив незыблемость конституционного устройства своей страны, и в то же время пошутил, что после того, как обед завершится, не следует петь и танцевать. Эти его слова вновь вызвали смех присутствующих.
Рейган явно произвел весьма благоприятное впечатление. Он так вспоминал об одной из своих встреч в Москве: «Наверное, самым глубоким впечатлением, вынесенным мной во время этой и других встреч с советскими гражданами, было то, что они в целом ничем не отличались от людей, которых я видел всю свою жизнь на бесчисленных улицах Америки»
[711].
19 июня 1988 года помощник Горбачева Черняев записал в дневнике: «Большего, чем то, что в нашей и их печати, не придумаешь. Но — с моего угла: М. С. [Горбачев] угадал возможность воздействовать на эмоции Рейгана. И сделал точно… Тот увидел, что мы не “империя зла”, а обыкновенные люди, к тому же — с богатейшей историей и… такая махина, которую не запугаешь и не прельстишь. И это работает. Рейган до сих пор только и говорит со своими, как он ходил по Красной площади и по Арбату. Прислал М. С. личное письмо: “Михаилу от Рона”»
[712].
Это была не последняя встреча президента Рейгана и генсека Горбачева. Предстояли еще две встречи.
В начале декабря 1988 года генсек прилетел в Нью-Йорк, где 7 декабря выступил на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Он заявил об одностороннем значительном сокращении советских вооруженных сил и выводе основной их части с территории Восточной Европы. Как оказалось, это было важной предпосылкой последовавших вскоре бурных революционных процессов в этих странах и приходу к власти в них сил, в основном ориентировавшихся на свободный рынок, западные ценности и те государства, которые ранее рассматривались как противники социалистического лагеря. В восточноевропейских странах, все более отходивших от влияния СССР, развернулись массовые движения, возникали новые партии, происходили бурные демонстрации, разрушались коммунистические режимы. Все это привело к распаду Варшавского договора. Горбачев объявил в ООН, что использование силы или угрозы силой больше не может быть инструментом внешней политики. Он призвал к переходу от экономики вооружений к экономике разоружения
[713]. Черняев записал: «Я внутренне был уверен, что речь произведет впечатление. Но такого все-таки не ожидал. Час набитый зал не шелохнулся. А потом взорвался в овациях. И долго не отпускал М. С. Ему пришлось вставать и кланяться, как на сцене»
[714].
Рейган, являвшийся в это время, согласно американскому лексикону, «хромой уткой» (в ноябре 1988 года президентом США был избран Джордж Буш, и Рональду оставалось всего полтора месяца до передачи власти новому президенту), специально приехал в Нью-Йорк для встречи с Горбачевым и обедал с ним (и с Бушем) на острове Говернорс. Беседа прошла под впечатлением триумфа Горбачева в ООН. Трое высоких собеседников согласились в том, что холодная война окончена, что наступает время сотрудничества и мира.
Никто из них не мог предвидеть те сложные и противоречивые события, которые охватили многие страны и мир в целом на протяжении последнего десятилетия XX века и особенно в начале века нынешнего, события, свидетельствующие, что спокойствие на планете Земля скорее всего никогда не наступит.
Последняя встреча Рейгана и Горбачева происходила уже тогда, когда Рональд стал частным лицом.
Глава 15
ДЕЛО «ИРАН-КОНТРАС»
Поддержка никарагуанских «контрас» и препятствия ей
Во второе президентство Рейгана, особенно в последние его годы, ему пришлось пережить один из самых сложных моментов политической карьеры, получивший название дело «Иран-контрас». Произошел один из наиболее крупных скандалов в современной истории США, который едва не привел к открытому общественному осуждению внешней политики Рейгана, хотя и не грозил ему импичментом
[715]. И все же по аналогии с «Уотергейтским делом», приведшим к отставке Р. Никсона, эту историю подчас называли «Ирангейт».
