Рейган убедился в том, что живая речь перед массовой аудиторией значительно отличается от радио- и даже телевизионных выступлений, что слушатели во время долгих и серьезных речей нуждаются в разрядке, в живом примере, близком значительной части аудитории, в шутках, которыми, однако, злоупотреблять не следует, чтобы не показаться слишком легковесным: можно рассказать анекдот, иногда даже не очень остроумный, но вполне понятный аудитории, вызывающий ее смех и затем повторяемый как «анекдот Рейгана», хотя он отнюдь не был его автором. Все это было достаточно тривиально, но способствовало неуклонному развитию Рейгана как оратора и, следовательно, политика.
Рональд продолжал совершенствовать свои голосовые данные, берег голос, так как во время поездок он подчас должен был выступать, иногда даже без микрофона, по несколько раз в день перед большим количеством людей как в помещениях, так и на открытом воздухе.
Удержать в памяти постоянно изменяющуюся информацию, множество фактов и цифр было невозможно, несмотря на великолепную память, и Рональд выходил из положения двумя способами. Подчас, когда приводимые им сведения было нелегко проверить, он просто фантазировал, используя накопленный опыт. В то же время он стал использовать карточки, на которые крупными буквами заносил необходимые сведения. Карточки были небольшими, их было удобно держать и на ладони, и на столе. Рейган научился так располагать карточки на трибуне, что мог пользоваться ими несмотря на близорукость, так что слушателям это было почти незаметно.
Такими в общем-то нехитрыми способами Рональд Рейган все более превращался в первоклассного оратора. Подчас ему удавалось держать внимание разношерстной аудитории несколько часов.
В тот период Рональд боялся летать на самолете и предпочитал перемещаться по стране главным образом по железной дороге. Вот что он говорил о своих поездках этого периода: «За восемь лет я проскакал по всей стране на поезде и автомобиле, работая в Дж[енерал] э[лектрик], посетил каждое из ее 139 предприятий, некоторые из них по несколько раз… Оглядываясь назад, я понимаю теперь, что это было неплохое ученичество для того, кто однажды решился вступить в общественную жизнь. К 1960 году я завершил процесс самообразования»
[131].
В связи с тем, что Рейган все более превращался в публичную фигуру, он по требованию и за счет компании воплотил и в своем прибрежном доме, и на горном ранчо второй лозунг «Дженерал электрик»: «Жить лучше, пользуясь электричеством». По телевидению показывали двор его дома, прежде всего бассейн с подогревом и подводным освещением, сложную систему освещения в доме и во дворе, винный подвал, электрический прибор для приготовления барбекю, посудомоечную машину и электрическую машину для уборки комнат и сбора мусора. В одной из передач отец трехлетней Пэтти рассказал о «наших электрических слугах», которые делают легче «работу нашей мамочки». Передача завершалась обращением к зрителям, в котором Рональд убеждал: «Пользуясь электричеством, вы живете лучше, ведете более богатую, полную, более разнообразную жизнь»
[132].
Во время довольно долгих железнодорожных переездов, а также в редкие свободные часы Рейган продолжал читать. Но художественная литература его теперь почти не интересовала. Важнейшими изданиями, которые способствовали формированию его взглядов на окружающий мир, были три книги, содержание которых запомнилось ему на всю жизнь. Каждая из них заостряла его внимание на одной из трех проблем, особенно его волновавших.
Одной из них была книга Виттакера Чемберса «Свидетель»
[133]. Это был рассказ американца, который в молодости стал членом компартии и был завербован советской разведкой (он даже получил, разумеется секретно, советский орден Красной Звезды). Позже, однако, он порвал с коммунизмом и выступил свидетелем по ряду следственных дел против коммунистической агентуры. Книга Чемберса была важна для Рейгана тем, что показывала методы проникновения в США советской агентуры и использования ею тех, кто поверил в коммунистические идеи. Читая воспоминания Чемберса, Рональд становился все более убежденным и решительным антикоммунистом.
Второй настольной книгой стала работа журналиста Генри Хэзлита «Экономика в одном уроке»
[134]. О том, что собой представляла эта работа, свидетельствует ее оценка видным современным экономистом Милтоном Фридманом: «Объяснение Генри Хэзлитом, как работает система цен, является в полном смысле слова классическим, точным и весьма поучительным». Хотя Рейган имел экономическое образование, за годы после окончания колледжа он основательно растерял свои знания, к тому же весьма посредственные. Да и трудно сказать, насколько серьезно преподавались экономические дисциплины в провинциальном колледже. Книга Хэзлита вооружала его основами политической экономии, показывая многообразные и теснейшие связи хозяйственных явлений с остальными сторонами функционирования общества.
Но самое большое влияние на Рейгана оказал классический труд Фридриха Августа фон Хайека «Дорога к рабству», впервые вышедший в США в 1944 году и переведенный на многие языки мира
[135]. Автор книги — германский, а затем британский экономист и социолог, ставший позже лауреатом Нобелевской премии по экономике, проанализировал антидемократические политические и экономические течения и обнаружил в них общее — отрицание абсолютной ценности человеческой личности, измерение этой ценности в зависимости от определения коллективной цели, которая после прихода определенной группы к власти превращается в государственную цель. Хайек выступал как страстный защитник свободной экономики без каких-либо существенных государственных ограничений. Уже ранее фигурировавшее, но только в качестве хлесткого определения понятие тоталитаризма Хайек превратил в научную категорию, показав его связь с социалистическими учениями, и попытался проанализировать причины вырождения «великой социалистической утопии».
Книга Хайека являлась апофеозом свободы личности и мира свободных людей, свободной экономики и общественной жизни. Она была пронизана предостережениями против угрозы тоталитаризма на Западе, которая, как стремился показать автор, не ослабела, а усилилась к концу Второй мировой войны. Этим, в частности, следует объяснить весьма сдержанное отношение к труду Хайека в кругах западных интеллектуалов в первые годы после публикации.
Позже, однако, подавляющее большинство объективно мыслящих обществоведов убедилось в правильности многих выводов Хайека, в частности о том, что все социалистические теории, ставящие целью радикальную трансформацию общества, создание принципиально новой социальной структуры, свободной от «капиталистического ярма», в конечном счете чреваты тоталитарными результатами независимо от того, носят они умеренный или радикальный характер.
