Между тем с приходом Рейгана в Белый дом разрядке напряженности постепенно, но довольно быстро пришел конец. Существовал целый ряд причин этого, которые анализируются специалистами в области международных отношений. По мнению подавляющего большинства авторов, главная причина состояла в том, что разрядка дипломатическая не сопровождалась разрядкой политической, а последняя была невозможна при сохранении в СССР тоталитарной системы, находившейся в состоянии кризиса и разложения, но еще сохранявшейся. Отсюда вытекала установка на идеологическую конфронтацию с Западом, крайне подозрительное отношение к СССР и его действиям на Западе, в частности в США, продолжавшиеся разведывательные и подрывные действия обеих сторон в различных районах земного шара.
К этому, разумеется, добавлялись личные факторы, не игравшие решающей роли в длительной перспективе, но оказывавшие немалое влияние на конкретный ход событий. Установки Рональда Рейгана, несомненно, не способствовали разрядке напряженности в реальных условиях первой половины 1980-х годов.
Новое обострение отношений
С первых дней пребывания Рейгана в Белом доме государственные секретари А. Хейг, а затем несколько более мягко и осторожно его преемник Дж. Шульц убеждали президента, что, несмотря на существование нескольких соглашений и договоров по ограничению ракетно-ядерного оружия, СССР стремится нарушить баланс в области стратегических вооружений и этим поставить под угрозу безопасность США. Президенту предоставлялись данные, свидетельствовавшие о создании в СССР новых систем ракетно-ядерного оружия, в частности межконтинентальной баллистической ракеты, получившей в классификации НАТО название СС-18 Satan («Сатана»). Ее считали носителем самых крупных ядерных боеголовок в мире, превышавших мощность атомных бомб, сброшенных на японские города в 1945 году, в тысячу раз. Рейгана информировали, что ракета «Сатана» (в советской классификации она называлась Р-36-М2 «Воевода») может преодолеть расстояние до 16 тысяч километров, что одна такая ракета может стереть с лица земли почти все восточное побережье США, все мегаполисы от Нью-Йорка до Вашингтона
[396].
Хотя не столько руководители Госдепартамента, сколько военные эксперты убеждали президента, что между обеими сверхдержавами сохраняется паритет в области наиболее мощных систем стратегических вооружений, сам он склонялся к мнению, что наиболее вероятный противник все же имеет определенное преимущество
[397].
Одновременно Рейган стремился «прощупать» главного противника. С этой целью он лично написал и передал 25 апреля Добрынину в рукописном виде письмо Л. И. Брежневу, начатое еще в госпитале после ранения и завершенное во время выздоровления в президентской резиденции. Сам Рейган чуть позже рассказывал, что он в этом письме напоминал Брежневу о встречах с ним в калифорнийском городке Сан-Клементе во время президентства Никсона, когда состоялись плодотворные для обеих сторон переговоры и был подписан ряд взаимно выгодных документов
[398].
По словам же Добрынина, «он [Рейган] ссылался, в частности, на период сразу после Второй мировой войны, когда у СССР не было еще атомной бомбы, а вся страна была разрушена войной. США не воспользовались тогда своим превосходством, когда их никто не мог бы остановить, чтобы захватить чужие территории. На этом фоне последующая советская политика, в изложении президента, выглядела иной. Если бы изменилась политика СССР, то обе страны могли бы вместе взаимодействовать»
[399]. Иначе говоря, Рейган требовал от советского руководства в тех условиях совершенно невыполнимого — полного изменения официального коммунистического внешнеполитического курса.
Через месяц поступил ответ Брежнева, одобренный Политбюро. Советский лидер в свойственном в то время официальной советской международной переписке миролюбивом тоне жаловался, что Рейган, как ему кажется, не отказывается от антисоветского курса. В письме, составленном от имени Брежнева, говорилось далее: «Мы хотим иного — хотим мира, сотрудничества, чувства взаимного доверия и благожелательности между СССР и США. Мы предлагаем сейчас США и другим западным странам честные конструктивные переговоры, поиск решений практически по всем существующим между нами вопросам — и о сдерживании гонки вооружений, и о ликвидации опаснейших очагов напряженности в различных районах мира, и о мерах укрепления доверия». Одновременно предлагалось провести «хорошо подготовленную» встречу на высшем уровне
[400].
По существу дела, и письмо Рейгана, и ответ Брежнева носили общий характер, не способствовали созданию атмосферы доверия
[401]. В Москве даже не обратили внимания, что американский президент попытался вопреки своим политическим установкам вступить в письменный диалог с высшим советским коммунистом. Ответной реакции на это не последовало, в чем, разумеется, была вина не столько самого Брежнева, сколько его советчиков. Диалог не получился.
Постепенно, но неуклонно президент США стал все чаще критиковать политику советского руководства как внутри страны, так и на международной арене, особенно во время приемов в Белом доме послов стран, с которыми у руководства СССР отношения были не из лучших.
