В большей степени прежней она уже не будет. Сначала мне придётся пройти через расспросы общественности и более сложный разговор с Амандой и Робертом. В глубине души я готова к внезапному вторжению в Нью-Йорк, но то, что произойдёт через несколько минут, сотрёт мою готовность меньше, чем за полминуты.
У дверей квартиры я останавливаюсь в замешательстве. Мне кажется, или в воздухе улавливается до боли знакомый запах? Тряхнув головой, отгоняю надежду на невозможное. Это всего лишь обонятельная галлюцинация, преследующая не первый раз моё подсознание. Его здесь не может быть.
С ироничной улыбкой открываю замок и прохожу в квартиру. Я не зажигаю свет, потому что держу в руках два приличных пакета с продуктами. Повернувшись в сторону кухни, в полумраке замечаю чью-то тень. Реакция мозга на увиденное неоднозначная. Сначала я замираю на месте и пристально вглядываюсь в пространство. Тень не исчезает. Темное пятно высотой под два метра стоит у окна. Его неизменный запах наполняет пространство. Сердце с бешеной силой начинает колотиться, а из рук выпадают пакеты. По полу рассыпаются помидоры и грохоча, перекатывается бутылка скотча.
— Брендон? — единственное, что могу вымолвить от шока.
— А ты кого-то другого ждала? — любимый голос звучит жёстко. Хлёстко бьёт по ранам. Я понимаю, что за прошедшие полтора года он сильно изменился, когда Брендон ещё жёстче произносит, а вернее отдаёт приказ: — Не стоит включать свет, доктор Янг.
Моя рука повисает в воздухе на полпути к выключателю. Его голос бывший для меня знакомым и родным, в одно мгновение становится далёким и чужим. Металл в его интонации заставляет содрогнуться сильнее, чем это было от разговора с Эрнесто.
Титан делает один шаг вперёд и жуткий мандраж с испариной прошибает спину. Я не могу сдвинуться с места и задаю ему самый точный правильный вопрос:
— Кто ты Брендон?
Глава 32
Элис.
— А кем бы ты меня хотела видеть? Могу стать тем, кем ты захочешь меня увидеть, — его вопрос в ответ на мой и неопределённое предложение загоняют в тупик. Брендон делает следующий шаг и ещё, при этом убийственно излагает неоспоримую правду: — Я искал тебя всюду. Перерыл всё Восточное побережье. Даже морги Нью-Йорка лично объездил. И ни черта! Тишина в поисках чуть не свела меня с ума. Ты хоть представляешь, что творилось с твоей матерью? Полгода назад мы с Амандой почти похоронили тебя, а ты молча жила эти месяцы в Детройте? — он приблизился практически вплотную, обхватил сильной ладонью мою шею. Вынужденные несколько шагов назад, и я припёрта к стенке. — Разве так поступают с теми, кому ты не безразлична? Я знаю, что ты не сама оказалась здесь. Но хоть один звонок могла сделать? Сказать мне, что жива? А?
Последний вопрос Брендон задал с большой обидой, отчего остро резануло по сердцу. С одной стороны, он прав про звонок. А с другой? Как же всё просто в жизни у мужчин! Думает, я не предпринимала попыток? Или не переживала за него и за маму? Понимаю, что обида на меня застилает разум Брендона. Похоже, он долгое время считал, что я из личной прихоти бросила его. Чувства Хайда уязвлены и это подтверждает его ладонь сильнее сдавливающая шею. Титан злится, а я еле выдавливаю слова:
— Не получалось. Прости меня. Пако…
— Что?
— Выслушай, прошу. Пако — один из доверенных людей Мендоса. Он постоянно следил за мной и Мардж. Любое моё движение, и он докладывал обо всём ему. Да и Мардж не на руку была огласка. Реджина также заботилась о нашем инкогнито. Раз ты приехал, значит, знаешь, что сделала твоя сестра?
— Догадался, время спустя, — Брендон ослабляет хватку, перемещает пальцы на подбородок и поворачивает лицо в стороны. — Что с твоими глазами?
Он немедленно включает свет, а я щурюсь от непривычной яркости. Титан приподнимает мою голову вверх. Пытается рассмотреть радужки и сжимает скулы от злости. Я впервые вижу Хайда настолько злым и подозрительным.
— Вытащи эту дрянь из глаз! — распоряжается он. — Мендоса заставил носить линзы?
— Да.
— А волосы? Он тоже заставил отрезать и перекрасить?
Киваю в ответ. Брендону не нравится моё преображение. Он отпускает, и теперь я могу извлечь линзы. Хайд протягивает руку. Вкладываю в неё оптический предмет, неотрывно смотрю на Брендона, пытаюсь понять, что он будет делать дальше. В его действиях нет агрессии, есть только тихое негодование. Лучше бы он повысил голос. Мне бы легче стало. Но нет. Хайд хорошо контролирует эмоции. Лишь обида читается на его практически непроницаемом лице.
— И часто ты налегаешь на горячительное? — смягчив тон уточняет Брендон, поглядывая на бутылку скотча.
— Нет. Брендон, как ты узнал, где мы? — меняю тему на более насущную. Хоть его настрой остаётся прежним, радует одно: он немного отходит от гнева. Жёсткость потихоньку улетучивается. Возможно, я смогу достучаться до него.
— Мардж позвонила. Наконец-то у кого-то из вас проснулся голос разума. А ты большая молодец, Элис! Подстроилась под вынужденные обстоятельства. Помнится, из моей машины у тебя не раз появлялось желание сбежать, — подрезает Брендон. Я собираюсь возразить ему, потому что он задевает за живое, но Хайд жестом останавливает порыв и гасит свет. — Пойдём на кухню. Расскажешь мне всё от и до про Эрнесто. Не советую ничего утаивать Элис. От твоей правдивости будут зависеть мои дальнейшие действия.
Вот так, да! Он меняет гнев на милость. С какой стати Брендон желает знать подробности про Мендоса? Он с ним как-то связан? Снова крутится на языке вопрос, оставленный им без ответа. Я сажусь на высокий стул и пытаюсь рассмотреть в темноте выражение его глаз.
— Обойдёмся без электричества. За квартирой явно присматривают. Не нужно светить в окнах моё пребывание здесь, — наконец поясняет Титан, применённую необходимость. — Кто кроме Пако, заглядывает сюда?
— Никто. Помимо Пако только Эрнесто знает этот адрес.
Брендон кивает, «мол, неудивительно». Он садится напротив, накрывает ладонь своей и слегка похлопывает. Для меня это хороший знак и в сердцах понимаю, что его чувства ко мне остались неизменными. Я начинаю рассказ с момента злополучной прогулки по саду Лонг-Айлендского особняка Хайдов, а когда дохожу до интереса Мендоса к уликам Брендон мрачнеет. Даже в темноте улавливается изменение в его лице. Так он мрачнел однажды, стоило мне спросить у него в Филадельфии про отца.
