– А что с этим местом не так? – нахмурилась Эрин. – Ну, помимо всего озвученного…
– Сразу видно, ты не здешняя, – усмехнулся Шай, качнув головой. – В Синтаре найдётся немного желающих поселиться аккурат между Неметоном и Даэнэрис. Да ещё и при таком, хм, декоре… С тебя вот за это и впрямь содрали двадцать золотых?
– Тридцать, – машинально поправила она. – Вернее, даже шестьдесят – за два месяца…
С физиономии грифоньего лорда мигом сползло всё благодушие, и теперь он меньше всего напоминал обаятельного простачка. Как есть хозяин штормов, и даже скудная одёжка ничуть не мешает ему выглядеть внушительно, почти пугающе.
– Ах, шестьдесят, – протянул Шай нежным, но почему-то до демонов пугающим тоном. – Полагаю, произошло недоразумение. Я всё улажу.
– А регистратор это «улажу» переживёт?
– Ну разумеется! Как я тебе с мёртвого взыщу честно наворованное? – неподдельно изумился он. И снова окинул домик критическим взором. – Уверена, что хочешь здесь остаться? Мы могли бы подыскать тебе что-нибудь поприличнее.
Эрин глянула на дом. Пойдёт дождь – и плавать ей в своей кровати как на лодке. От людей далеко, и лес жуткий под боком. Да вот только…
– Я должна быть здесь. Неметон этого хочет. И он, и… – Эрин проглотила просившееся на язык «ты», кивнула на улегшегося на крыльце пса. – И ты ошибся, я местная. Откуда ещё может быть фея-полукровка, верно? Просто давно здесь не была.
– Ты жила в Аэльбране, – проницательно заметил Шай, одарив её трудночитаемым взглядом. И тут же уточнил: – По говору слышно. Я сам с востока, а говорю как столичный, потому что большую часть жизни в Иленгарде прожил… Ладно, а чего вернулась-то? Неужто скучал?
– По тучам, ветрюге и сырости? Уж точно нет, – буркнула Эрин. В очередной раз невольно приклеившись взглядом к обнажённому торсу собеседника, она зябко обхватила себя руками. – Тебе не холодно в таком виде?
Шай снова одарил её кривоватой усмешкой. И, внезапно вытянув руку, костяшками пальцев скользнул по щеке Эрин – нежно, деликатно, едва ощутимо. Но и этого хватило, чтобы ощутить лихорадочный жар чужой кожи.
– Я же оборотень, Эрин, мне холодно не бывает.
Странное тепло волной растеклось по телу. До неё не сразу дошло, что это не только от дурацкого смущения.
Тучи расступились, образуя просвет в плотной пелене. Яркое летнее солнце залило всё вокруг, согрело и ослепило, вдарив лучом прямо в глаза.
– Заряда хватит часа на три. Завтра возьмёмся твой шалаш чинить, а пока… грейся, – услышала она, пока пыталась проморгаться. – Тёмной ночи, маленькая фея. Балти, ты за старшего!
Когда к внезапно посветлевшему миру вернулась чёткость, вместо нахального парня снова был грифон – всё такой же огромный и внушительный, но, как ни странно, уже и вполовину не такой страшный. И даже его орлиный клекот теперь казался не угрозой, а скорее беззлобной насмешкой.
Грифон стремительно взмыл вверх, под самые облака – и с каждым взмахом его крыльев они словно таяли, уступая место пронзительной голубизне неба.
– Вздорная утка, – припечатала Эрин ему вслед. – В яблоках!
Вот только глупой улыбке, так и ползущей на лицо, было всё равно. Ей тепло, уютно, даже магии в ней будто стало больше, что вернуло некоторую уверенность. В том, что завтра всё же настанет. А не потонет во тьме, как обещают её дурные видения.
И нет, дело вовсе не…
Ладно, всё же в грифоне. В том, что кружится сейчас где-то в вышине и разгоняет ненавистную тьму.
Глава 3
Не сыщется в мире большего зла, чем бумажная работа – это любой боевой маг знает. В том числе и Шай.
Нет – особенно Шай.
Он воззрился на двухдюймовую стопку листов и папок. В поисках поддержки глянул на Кайю – та пышной вредной булкой свернулась у него на коленях и старательно изображала дрёму. Никакой поддержки от вредного сильфурёнка, само собой, не дождавшись, страдальчески вздохнул, уронил голову на сложенные руки. И, искоса глянув на свою личную белобрысую тираншу, без особой надежды предложил:
– А давай типа ты меня не видела?
– Не катит, милорд, – скучающе протянула Кали, не переставая споро раскидывать бумажонки в три стопки, именуемые ею же как «страдай, птенчик», «а ну-ка поподробнее» и «это ещё что за херня». – Боги и богини, мужики хуже детей… Шаэ, мать твою фею, шестой год пошёл! Сколько можно ныть?
– Всегда, – проворчал Шай, нехотя выпрямившись и уткнувшись в очередной отчёт с верфи. – Побойся Хладной, женщина, я ж клятая боёвка! У меня аллергия на макулатуру, непереносимость нудятины и… как там Кори про нас с Дагмаром вещала?..
– Острая нехватка мозгов.
– Во, точно. И можно подумать, ты не сумеешь нарисовать мою подпись!
– О, птенчик, я и не такое умею. Но ты у нас целый лорд и должен держать в порядке свои дела. Так что заткнись и работай.
Шай выразительно сморщил нос.
– Справедливости ради: я вообще-то не просил делать меня лордом.
– Ну так именно поэтому ты и здесь, – фыркнула Кали, – м-милорд.
Говоря по правде, он об этом никогда и не забывал. Да и всю текучку разгребал стоически, своевременно и добросовестно – вбитую с пелёнок ответственность не пропьёшь, даже если дружишь с Дорианом Тангримом. Просто перепалки со склочной инфернальной феечкой хоть немного помогали отвлечься от всей этой нудятины, навевающей сон и тоску по прежней беззаботно-бестолковой жизни боевика-спецназовца.
Впрочем, «бестолковой» тут ключевое слово. Шай сколько угодно мог кривиться и стенать о тяжкой доле боёвки, усаженной за богомерзкую финансовую отчётность, но именно здесь, в Синтаре, он нашёл покой, дом и призвание…
…а ещё – малахольную девчонку с адским псом, кривым шафрийским ножом и глазами голубыми-голубыми, точно кто-то расплескал в них море. И Шай, хоть убей, никак не мог выкинуть её из головы.
– Судя по твоей дебильной улыбочке, думаешь ты явно не о верфях и поставке провианта.
– Чего это? – огрызнулся он, кое-как натянув на лицо подобающее случаю выражение – уныло-тоскливое и сверх всякой меры задолбавшееся. – Провиант не может не радовать. Мы, кстати, ещё не обедали!
– Не пудри мне мозги, Шаэ, – фыркнула Кали, стрельнув в него ехидным взглядом. – Все твои мыслишки написаны у тебя на лбу…
– Ага, как же, на лбу. Выметайся из моей башки!
– Ой, было бы на что смотреть! Чего ты впиявился в этого девицу? У нас тут таких ушастых байстрюков двенадцать на дюжину бегает.
Бегает, да только ведь они – не Эрин! Но Шай лишь плечами пожал, не желая спорить.
Он и сам не мог точно сказать, почему его так тянет к этой Эрин; не был даже уверен, что это любовный интерес. Девчонка не так чтобы ослепительно красива, зато жутко странная, ершистая и какая-то невероятно беззащитная… Не в буквальном смысле – Шай помнил, как ловко Эрин управлялась с ножом, – но казалось, что под всеми этими колючками прячется нечто донельзя ранимое и хрупкое. Нечто, пробравшееся Шаю под кожу, заронившее семена симпатии, взрастившее в нём странную, упрямую такую потребность спрятать подальше, защитить, сберечь…
