К сожалению, мне уже приходилось испытывать столь сильную боль, когда даже заплакать не получается. Это страшная мука. Разрушительная.
Он меня убил… Он снова меня убил…
Я ненавижу ночь. Но сейчас должна его увидеть. Посмотреть в глаза.
Именно сейчас. Прямо сейчас.
8
Ярослав
Сутки дома.
Одни чертовы сутки. А внутри уже разброд и шатание. Измена железной выправке по всем фронтам. Инстинкты и рефлексы наружу. Душа изнанкой туда же. Грубыми уродливыми швами всем напоказ.
«Ярик, ты животное…»
Так и есть, святоша. Неисправим.
«Что мне сделать, чтобы тебя вернуть?»
Этот вопрос, как ни выталкиваю, сидит в голове. Долбит по извилинам. Точит, мать вашу.
И… Я допускаю возможность. Она такая яркая, острая, кайфовая… Накрывает с головой. Рубит по нервным окончаниям. Закорачивает.
В дороге туплю дико. У Руслика не пил, а ощущение, что организм чем-то сверхтоксичным нашпигован по самое не могу. Лишь после раздраженного гудка клаксона понимаю, что загорелся зеленый.
– Сука…
Я то ли крышей еду, то ли действительно взрослею. Вся старая «тусовка» без базара на измену упала, когда отказался от алкоголя и домой до полуночи засобирался. У меня типа достойная отмазка – завтра на работу. Среди наших звучит более чем убого. Только мне в любом случае похрен.
Было реально тухло. На что рассчитывал?
Оказывается, я, молодой и борзый, больше не втягиваюсь в подобные вписки. Обратно домой тянуло. Все равно ведь мозгами там был. Думал о маньячке Титовой. Вспоминал, как вместе проводили время. Если бы не чертов бункер и все, что случилось после, Машка была бы со мной. Потому, видимо, и не отпускало ощущение, что вот-вот войдет в комнату. А когда этого не происходило, подмывало отправиться искать.
Да, вот такой я дебил.
Сейчас приеду, в окно ее буду пялиться. Хорошо, что не пил. С выпивкой точно следует повременить. Могу натворить под воздействием. Без того выдержка на все конечности хромает.
Просто нужно втянуться. Привыкнуть к мысли, что она рядом, но трогать нельзя. Вето никто не снимал.
Ну, ты же не совсем дебил?!
Сам к себе пытаюсь достучаться. Рассчитываю, что дома закинусь какой-то жратвой, смою с себя всю дрянь, что за вечер нацеплял, и успокоюсь. Три года не дымил, после того чертового места выворачивало от запах гари, а сегодня в бардачке машины нашел пачку, и вдруг потянуло.
Прикидываю: закурить сейчас или уже после душа?
Но все мирные планы рушатся, когда во двор въезжаю. Едва выбираюсь из салона, из полумрака навстречу выныривает Маруся. Решительно несется прямо на меня.
Свирепая маньячка…
Какого черта ей снова понадобилось?
Вашу мать…
Разглядев заплаканное лицо, растерянно замираю. Грудь разрядом тока прошивает. Дыхание спирает, но я и не хочу вдыхать. Чувствую, что от этого притока рванет. Застываю, без каких-либо действий. Святоша тоже тормозит. Ничего не говорит. Только взглядом горит: порицает, расчленяет, ласкает.
Какая же ты, мать твою, ненормальная…
Сердце совершает рывок и больше не помещается в груди. Вены рвет. Они лишь растяжка к детонатору.
Не натягивай дальше… Остановись, блядь…
Уже знаю, что не остановится. Все так же без слов берет меня за руку. Поднимает и проворачивает ладонью кверху. Непрерывно глядя в глаза, выкладывает какую-то колючую шалупень. Пошатываясь, отступает, а я опускаю взгляд и заторможенно рассматриваю цветочную труху.
– Что это?
– Сдача.
– Нормально скажи!
Повышаю голос и нажим на эмоциях усиливаю, но сам себя едва слышу, настолько пульс в висках долбит.
– Это то, что осталось от нас!
Разворачивается и так же стремительно удаляется, а у меня внутри… Нет, не ожидаемый взрыв случается. Лопастной нож мясорубки запускается. Все на хрен перемалывает.
Если бы это было три года назад, я бы однозначно пошел за ней. Сейчас уже не тот полоумный. Знаю, чем чревато.
Свирепо скомкав всученный гербарий, разжимаю ладонь и пускаю «ошметки» по ветру. Стискивая кулаки, сцепляю зубы. Крайне неторопливо вдыхаю через нос и еще медленнее выдыхаю.
Нет, я больше не тот… Отпускаю все, что у нас было. Счастье и боль. Все отпускаю.
Снова выдержанно воздух перекачиваю. Отвожу взгляд в сторону. Грудь на новом подъеме высоко вздымается и резко опадает.
Точка.
Вновь ей в спину смотрю. И… начинаю идти. Решительно нагоняю. Маруся оборачивается, вздрагивает и пускается бежать. Только за каким-то чертом мимо первой калитки, в сторону сада несется. Слабо соображаю, что творю. Реагируя, словно зверь на охоте, пускаюсь вдогонку.
В два счета, вашу мать, настигаю.
Дергаю ее за плечи на себя. К груди спиной притискиваю. Обнимаю – яростно, безумно и страстно. Обнимаю, черт возьми… Сам не верю, что это происходит в реальности. Глаза на миг, словно торчок, прикрываю. Внутри моментально такой обвал случается. Целыми гроздями валится. А я еще и запах Марусин вдыхаю. Одержимо вбираю в легкие. Обжигает ядом – больно и сладко.
Руки сами собой по ее груди движутся. Наблюдаю и грубо сминаю не столько плоть, майку в кулаки зажимаю. Дергаю в сторону, в первой, пока еще слабой попытке разорвать прямо на ней в клочья.
– Т-ты… Ярик… Прекрати…
Не слышу ее. Громко и сипло выдыхая, резко запускаю одну ладонь под ткань. Грудь сжимаю, святоша визгливо и звучно охает. Вцепляясь в запястье, пытается оттянуть мою кисть. Без шансов.
Впечатываю ее всем телом в себя. Разрушительная сплавка. После только с мясом отрывать.
– Ярик… – скребет ногтями по руке. – Ярик… Что ты…
Я – в огне. Адском пламени.
Растянутая горловина футболки ползет вниз, оголяя плечи. Тяну ее еще дальше, пока не показываются мои собственные пальцы на торчащем соске. Сжимаю его жестче и со стоном глаза прикрываю. Кусаю святошу за шею. Замираю, слушая, как она вскрикивает и надорванно идет на отдышку. Жадно всасываю нежную кожу, вбирая максимум одуряющего вкуса.
– Пусти… Сейчас же…
Я отпускаю. Чтобы провернуть и повалить в траву.
– Ты совсем… Что т-ты делаешь? – задушенно шипит, когда к земле притискиваю.
Дергая бедра, проталкиваюсь между ними. И дальше нахрапом по всему ее телу ладонями курсирую. Не могу остановиться.
Святоша, очевидно, доходя до отчаяния, сама меня, мудака, останавливает. Яростно хлещет по щеке. Только тогда замираю в ожидании привычного: «Ярик, ты животное!». Но вместо этого она реально злится, с дрожью выкрикивает совсем иное:
