Ощупывая гладкость фактуры, глубоко вдыхаю и опускаю взгляд.
Сразу же задыхаюсь.
Думал, там будет что-то мало различимое, тогда бы принять было легче. Но нет… Голова, маленькое тельце, ручки, ножки. Дурак бы понял, что это ребенок. Мой ребенок. Марусин. Наш.
Сердце на куски рвет.
Долго разглядывать не могу. Может, и хотел бы… Да не вывезу. Выпуская снимок, кладу ладони Титоше на талию. Когда подтягиваю к себе, чтобы обнять, она прячет листок между нашими телами.
– Прости меня, – шепчу, касаясь губами ее волос. – Прости, Манюня.
– Нет, ты не виноват, – суетливо мотает головой. – Я сама…
– Как же сама… Не говори ерунды, – впервые ощущаю, что не владею достаточным запасом слов. – Помолчим, Маруся. Дай продышаться.
Невозможно выразить все, что изнутри рвет. Едва себя держу, а должен еще и ее. Хотя, наверное, только эта ответственность и придает сил. Вдыхая, наполняюсь. Отпустить, конечно же, сходу не получается. Но слегка притушить эмоции, чтобы продолжить разговор, удается.
– На присягу ты приезжала уже после больницы?
– Через неделю после выписки.
Даже выругаться не могу. Любая реакция кажется недопустимой, неестественной и неуместной. Просто сгораю.
Глаза, наконец, обжигает влагой. Выпаливает до слепящей темноты. Похрен.
Прижимаю Машку так крепко, как только позволяет положение наших тел. А потом и вовсе, откидываясь на кровать, увлекаю ее за собой. Стискивая в кулаках сарафан, медленно выдыхаю и отпускаю. Беспорядочно глажу по спине.
Маруся на моей груди замирает. Дышит все еще затрудненно и громко, но больше не плачет. Зато у меня по вискам тонкими дорожками огонь вытекает.
– Почему ты не сказала моим? – спрашиваю, как только нахожу в себе ресурсы. – Я бы все бросил.
– Как бы ты бросил? Нельзя… Контракт…
– Похрен.
– Я просто хотела тебя увидеть и обнять.
Но я и этого ее лишил.
Стоит ли говорить, что сейчас я чувствую себя законченным мудаком? И это лишь малая часть всех эмоций, которые взрывают мою грудь.
– Мне жаль, Маруся… Ты себе не представляешь даже, насколько мне жаль.
Шевельнувшись, она подползает мне под подбородок и, вздохнув, продолжает минировать:
– Десять недель было… Я виновата… Ничего не замечала. Не прислушивалась к своему организму. Ярик, меня ведь тошнить начало, еще когда ты дома был. Если бы я тогда подумала… Если бы сказала тебе… Обратилась в больницу…
Вот оно – полное внутреннее разрушение. А я думал, что хуже мне уже быть не может.
– Не надо, Маруся. Не вини себя.
– И мой срыв сейчас… Я правда принимаю таблетки. Сначала мне их назначили, чтобы восстановить гормональный фон после выкидыша. Но потом… Я не смогла прекратить их принимать. Звучит бредово, ведь я ни с кем не спала… Ярик, я только с тобой... Правда-правда!
– Знаю, Маруся, – выдыхаю, понимая, что для нее это так же, как и для меня, важно.
– Мне просто так спокойно было... Но когда у нас все обратно началось… Ну, вот сейчас… – шепчет сумбурно. И вдруг прерывается, чтобы то ли заверить, то ли спросить: – Я люблю тебя, знаешь же?
– Знаю.
Жжет даже эта любовь.
Изворачиваясь, Маруся целует меня под подбородком. Трется губами. Вдыхает. Кто бы мне помог полноценно вдохнуть? Слизистую продирает. Не могу глубоко втянуть.
– Неделю назад у меня должны были начаться месячные… Но ничего… До сих пор ничего нет. Поэтому я нервничала и срывалась на тебя. Прости-прости…
– Ты… – перебиваю ее лепет, но договорить не могу. Внутри все скручивает. – Ты беременна?
Маруся и сама на этом вопросе вздрагивает.
– Нет, не беременна… – шепчет едва слышно. – Просто испугалась. Потому и началась вся эта ерунда. Я жутко боюсь новой беременности… Того, что это снова произойдет и вот так оборвется.
Честно признаться, я о подобном вообще никогда не думал. Не знаю, каким бы было мое отношение к этому вопросу, не расскажи Маруся о прошлой потере. То есть я бы, конечно же, даже в восемнадцать лет от нее не отказался. Как-то бы вытянул, у других же получается... Только теперь поздно об этом рассуждать. Работать нужно на перспективу, а не на прошлое. Иначе никаких сил не хватит.
– Что сказала врач?
– Все нормально. Это психологическое. Я должна отпустить… Должна. Ты мне поможешь?
– Конечно, помогу, Маруся, – кажется, я только и ждал, когда она попросит. Я три года этого ждал. – Знаешь, как говорят? До свадьбы заживет.
– Давай, чтобы так...
– Давай, Манюня.
35
Мария
Прошло больше недели с того разговора, а мы до сих пор осторожничаем. Присматриваемся друг к другу, словно только познакомились. Такого у нас еще не было. Никогда. Даже после разлуки, когда Градский меня избегал, мы знали, что будет, если останемся наедине. Сейчас же так получается, что боимся по новой друг другу навредить. Спим вместе, завтракаем, едем на работу, ужинаем, проводим вместе вечер… Обнимаемся и целуемся, но все это с несвойственной нам осторожностью.
Эта волна, конечно же, со стороны Ярика пошла.
Я оправилась. И не хочу, чтобы наши отношения были такими. Просто потому, что это неестественно. Знаю, что Градскому нужно совсем другое. Да и мне… Менструация пришла в тот же день, после нашего разговора вечером. Сообщила Ярику, мы вместе порадовались. Через определенное время я намекнула, что выделения прекратились, – он никак не отреагировал. Вторую ночь ложусь в постель и жду, что, как раньше, подгребет под себя, страстно придавит и поцелует жадно. Без осторожности, с очевидным настроем на близость. Но Ярик вновь только привлекает к себе, нежно обнимает и желает мне доброй ночи. Чувствую его возбуждение, но никакой инициативы он не проявляет. А я тоже почему-то стесняюсь.
Утром умышленно перед ним несколько раз полностью разделась, мол, выбрать не могу, что надеть. Он застыл, не сводя с меня глаз. Пожирал с голодом каждый миллиметр непрерывно и… на этом все.
Я прихожу в отчаяние. Не понимаю, что еще сделать. Может, он обиделся за то время, когда я отказывала? Или считает, что мне нужен покой для психологического баланса? Вроде условились впредь обо всем говорить откровенно, но я как-то не решаюсь затронуть эту тему. Как говорила прабабушка Яра: «Все хорошо – ломать не надо». Ну, вот и страшно. Существуют еще опасения снова все испортить.
К концу второй недели «после» заканчивается моя практика у папы на заводе, и я начинаю волноваться о том, чем буду заниматься до начала занятий в университете. Ярик меня, как обычно, успокаивает. Подсказывает, что оставшиеся десять дней я могу потратить на выбор и заказ мебели в нашу квартиру.
