– Понятное дело, что ничего не будет готово к заселению, – ною я, когда мебельный салон сообщает, что сроки выполнения заказов – от трех до шести недель. – Не подумали заранее… Не привыкли такое планировать. Теперь что? Второго твои возвращаются… Я хочу отдельно…
– Значит, купим в Магнуме[1] диван и переберемся.
– Ты серьезно? – удивлена, потому что мне такая идея в голову не пришла бы.
– Серьезно.
– А есть на чем? На подоконнике?
– Блин, Маруся, не делай проблему на ровном месте. В Магнуме и стол купить можно.
Таращу глаза, но постепенно заряжаюсь его оптимизмом.
– Пластиковый, что ли?
– Да хоть и пластиковый, – увидев мое лицо, вздыхает. – Шучу я. Там все есть, просто не совсем того качества и вида, к которым ты привыкла.
– Ну… Ладно, – радуюсь, что решение нашлось.
– Ты пока подбирай, заказывай, – продолжает Ярик. – Перекантуемся первое время, а там, как нормальные люди…
– Супер!
– Официальная сдача пятого сентября. Но я с дедом перетер, в общем, мы сможем заселиться тридцать первого августа.
– Что? Так быстро? Это же… – меня накрывает паника. – Ничего нет.
– Ничего и не надо. Уже сказал, что нужно – купим.
– Я даже вещи не собирала…
– За десять дней успеешь.
– Какой кошмар… – ловлю взгляд Яра и осекаюсь. – То есть счастье, конечно!
– Конечно, счастье, Маруся.
Двадцатиоднолетие отмечаем достаточно скромно. Зовем друзей в любимый всеми нами бар. Вечер получается веселым. Ярик умеет поддерживать градус, работает на всех. Я по большей части с улыбкой за ним наблюдаю.
– Ну, что ты решила с платьем? – улучив минуту тишины, спрашивает Аня.
– Выбрала то, которое советовали.
– Но тебе хоть нравится?
– Вроде да… – пожимаю плечами. – Они все красивые.
– Ну, ты, Титова, даешь! Я еще такой невесты не видела…
– Да брось, – отмахиваюсь я. – Платья действительно красивые. По крайней мере, те, которые мне предложили. И, в любом случае, это на один день, – привожу самый главный аргумент. Для меня важно не торжество, а то, что мы с Яриком полновесно объединимся. Все сопутствующие этому события – такая ерунда… – Лучше расскажи, как у тебя дела? Как себя чувствуешь?
– Ой, знаешь, отлично! Ни токсикоза, ни усталости, ни сонливости… Напротив, сил будто больше стало. Я же тебе рассказывала, как тяжело носила Ритка? – киваю, когда сестру упоминает. – Вот я этого боялась. Но, тьфу-тьфу…
Одновременно стучим кулаками по столу, и все на нас оборачиваются.
– Это что такое было? – смеется Яр.
– Если бы Аньке можно было пить алкоголь, я бы предположил, что дамы пьяны, – развивает тему Женя. – Но… Девочки, вы заскучали?
– А то! Давайте, развлекайте, – быстро ориентируется подруга.
– Тогда танцевать идем, – поднимаясь, Ярик подходит ко мне и подает руку.
На площадке немного людей, никто не скачет и не толкается. Пока мы добираемся до середины, будто по заказу включается мелодичная лирическая композиция. И вот Градский обнимает, ведет в танце, и снова мне кажется, что он слишком нежничает.
Готова сделать что угодно, чтобы вернуть нашим отношениям былую непринужденность и страсть.
– Ты знаешь, что я не люблю танцевать? – закидываю удочку.
– Знаю, Маруся.
– Но до бункера это была одна из возможностей ощутить на себе твои руки, – выпаливаю с улыбкой.
Чувствую, что краснею. Особенно, когда Яр отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо.
– Вай, Маруся ты неТитова, – смеется.
Смотрю на него, и в груди искры высекает.
– Как меня достало быть бесфамильной, – ворчу я.
– Потерпи. Скоро у тебя будет самая лучшая фамилия, – самоуверенно заявляет Ярик, не прекращая улыбаться.
– Самая лучшая?
– Да, – заверяет, не теряя апломба. Даже наоборот, раздувает его от важности. – Не то чтобы твоя старая плохая…
– Очень даже хорошая…
– Но не твоя.
– С чего это не моя? – немножко возмущает ход его мыслей. – Двадцать лет была моя…
– Молочная.
– Что?
– Как зуб. Мы его вырвали. Ждем постоянный, – и ведь на серьезе это впаривает. – Постоянную. Настоящую. Финальную. Самую важную.
– Ярик! Не лопни от этой важности, – задыхаюсь от возмущения и тут же смеюсь. – Ты такой дурачок. Неисправимый!
– Но ты же хочешь мою фамилию? Признай.
– Признаю!
– Умница, – с довольной ухмылкой наклоняется и чмокает меня в нос. – А теперь расскажи, что еще ты делала до бункера, чтобы я тебя полапал?
– Не скажу!
– Говори, – по привычке резко меня к себе дергает. Крепко прижимает. У меня дыхание спирает, когда ощущаю всю силу его напряжения. Мой голодный и одичавший зверь. Неужели вернулся? – Пожалуйста, Маруся.
Не сразу понимаю, о чем он просит.
– Расскажу, если мы прямо сейчас домой поедем.
Лучики сине-зеленых стробоскопов пробегают по его лицу, но они не способны исказить то, что я вижу в глазах. Чувства сгущаются, кипят и мерцают.
– Договорились.
– Хм… Ты же понимаешь, что я делала это неосознанно? Многое лишь сейчас осознавать начала.
– Какая ты все-таки тугодумка, Эйнштейн, – говорит Яр и, ласково надавливая мне на лопатки, припечатывает к себе.
– Что? Как ты смеешь?
– Любовно я.
– Угу, – мычу, скользя по его плечам ладонями. – Я любила с тобой плавать.
– Бля, я знал, что ты умышленно жмешься и ноги закидываешь.
– Не умышленно, а инстинктивно!
– Это меняет дело?
– В корне! Это кардинально разные вещи.
