В прошлый раз покалечились. Сейчас-то еще хуже будет. Осознаю я, осознает она.
– Папа просил тебя зайти к нам на ужин, – сообщает взвинченным и оскорбленным тоном моя святоша.
Блядь, да не моя!
Три года прошло. Куда, на хрен, подевались хваленые выдержка и хладнокровие? Накопил же. Где оно теперь, рядом с ней? Чертовщина адская.
– У меня другие планы.
Нужно развеяться и кого-нибудь трахнуть. Кровь из носу. Я должен помнить об этой установке, она поможет справиться.
– Так и передать?
Твою мать…
– Передай, что зайду.
Какая-то дикость, однако, судя по ее реакции, она напугана и рада одновременно. Много чего о ней знаю, кажется, что абсолютно все, но сейчас, как-никак, выстреливает что-то новое.
– Хорошо.
Вздыхаю с облегчением и тихо матерюсь, когда уходит. Раздраженно прочесываю ладонью лицо, прежде чем развернуться и двинуть в обратном от нее направлении.
Что за дебил? На хрена соглашался? Папу Тита я, безусловно, уважаю, но давно научился выкручиваться. Хотел бы, сказал, что зайду в другой раз… Когда ее дома не будет. Хотел бы, так и сделал бы.
Только я другого хочу. И никак не могу это перекрыть.
[1] Развод – поверка, смотр с элементами ритуала и строевых упражнений в армейских, полицейских или военизированных частях.
5
Мария
Ему правда так легко все это отпустить?
Домой едва ли не бегом возвращаюсь. Но дыхание сбивается, конечно же, не поэтому. Столько километров за плечами, давно научилась его контролировать. С Градским на ровном месте все системы сбой дают. Легкие раздуваются и тревожно трепыхаются, словно купол парашюта на штормовом ветру. Щеки пылают. Сердце выскакивает. И я уже знаю, как ты его ни привязывай, на какие цепи ни сажай – выскочит.
«Войдешь в дом, будут проблемы…»
Слова. Голос. Взгляд.
Мурашки все еще носятся по коже. На пороге всем телом содрогаюсь, аж мышцы сводит.
Зачем он так сказал?
Влетев в дом, захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной. Прикрыв глаза, прижимаю к груди ладони.
– Маруся?
Папа застигает меня врасплох. На всплеске эмоций едва не верещу.
– Блин! Черт! Пап! Испугал!
– Что такое? – вздернув брови, неожиданно смеется. – Кукуруза?
– Ох, перестань меня так называть!
Взмахиваю руками, не зная, как еще справиться с переизбытком всего, что теснится в груди. Фонтанирую на ровном месте.
Пипец…
– Кого-то ты мне сейчас напоминаешь. Очень сильно.
– Кого?
– Потом расскажу, – загадочным и самодовольным тоном выдает он.
– Ох, папа!!!
– И каков ответ дал Ярослав? – продолжает забавляться.
– Откуда ты знаешь, что я с ним разговаривала?
– Хм, наверное, у тебя это на лице написано.
– Очень смешно, – фыркаю и проталкиваюсь в сторону кухни.
Бросившись к холодильнику, достаю кусок свинины. Если замариную сейчас, успеет напитаться.
Приправы, чеснок… Что еще?
– Вижу, что согласился, – продолжает размышлять папа.
– Как понял?
– Ты ринулась готовить ужин.
– Я… Я и так часто готовлю, – почему-то хочется оправдаться. – Ну, не встречать же его за пустым столом.
– Конечно, – соглашается крайне спокойно.
Скрещивает руки на груди, да так и замирает. Внимательно наблюдает за тем, как я делаю надрезы в вырезке, шпигую ее и натираю специями. Мягкая улыбка с лица не сходит, но глаза выдают напряжение.
А во мне и без того все еще бушуют эмоции. Закончив с мясом, вымываю руки и, упершись бедрами в столешницу, поднимаю на него взгляд.
– Что?
Не привыкла ходить кругами. Обычно с папой все в открытую обсуждаем. Хотя сегодня… Мне не хочется делиться.
– Все нормально?
– Да. Прекрасно!
– Ты довольна?
– Да, – этого скрывать не стану. – Он разговаривал со мной. Ну, почти… Пару предложений выбила, – смеюсь, потому что папа тоже смеется. Только грудь так сильно стискивает, понимаю, что вот-вот разрыдаюсь. – Он… – голос срывается.
И я сдаюсь. Быстро пересекаю кухню. Папа с готовностью встречает и прижимает меня к груди. Ласково гладит по голове.
– Ш-ш-ш, принцесса, – шепчет, потому как я уже плачу.
– Я… Я так счастлива… Только от того, что он вернулся! Только от этого! – никак не могу перемолоть все эти эмоции вхолостую. – Почему ты молчишь? Волнуешься? Ты же на него не злишься?
– Волнуюсь, да, – вздыхает, крепче стискивая. – Не злюсь.
На самом деле я знаю, чего ему это стоит.
– Простил? – уверена, что понимает, о чем спрашиваю. Это не связано напрямую с бункером. За то, что Яр позвал меня туда, никто «собак» на него не навешивал. В том, что застряли там, мы оба виноваты. – Простил?
Чувствую, как папин подбородок трется об мою макушку – кивает.
– Кому-то другому бы не простил.
– Знаю, – шепчу, не скрывая облегчения. – Не волнуйся. Больше мы не раним друг друга. Все под контролем.
Под контролем? Относительно этого никакой убежденности не испытываю. Да Боже, я внаглую вру! Когда такое было? Просто… Больше не хочу слушать предостережения. От них я тоже устала!
Еще вчера думала, что смогу держать разумную дистанцию… Это решение жгло меня полночи. Еще острее распалилось после утренней встречи. А только что оно прямо внутри меня взорвалось, зафонило безумным эхом и осыпалось пеплом.
В прошлом я прислушивалась к мнению специалистов. Оттолкнула Яра по чужим подсказкам. Возможно, они и были правильными… Только к чему это нас в итоге привело?
Обещаю себе быть осторожной. На этом все.
Я успокаиваюсь, и папа уходит в кабинет. Время мчится, стремительно приближаясь к условному часу. Если Яр не уточнял, значит, помнит, во сколько мы обычно ужинаем. А я, по всей видимости, не успеваю. И начинаю паниковать.
– Привет, цветочек, – восклицает мама с порога, сотрясая яркими пакетами. Навьючена ими от и до. Снова половину торгового центра скупила. – Ужин готовишь?
– Да. Уже отправляю мясо в духовку.
– А папа где?
– У него какие-то срочные переговоры.
– Ну вот… Как всегда! Даже дома покоя нет.
– Обещал не задерживаться.
– Посмотрим… Тебе помочь с чем-то? Я только пакеты унесу...
