– Давай. Я займусь гарниром, а ты – салатом.
– Ты взволнована, или мне кажется? Мне кажется, да? Нет, мы кого-то ждем? – мама прямая, как дуга ортодонтия.
Медленно перевожу дыхание и как можно спокойнее сообщаю:
– Папа пригласил Яра.
Первой реакцией мамы является осуждающее поцокивание языком.
– Мм-м, пригласил все-таки, – говорит ровным тоном. – Ну, хорошо.
У нее иногда появляется такое выражение лица… Я называю его «кровожадный прищур». Вот сейчас как раз такое выдает.
– Уф, мам… Ты только не вздумай ничего такого говорить.
– Нет, конечно. Не собиралась.
Вроде как обещает, но я все же…
– Знаю, я – твой ребенок, – приправляю тон умоляющим взглядом. – Но, если по-честному, я его сильнее ранила.
– Куда уж… – качает головой и глаза закатывает. – Нет, вы оба хороши! Вот да! Оба!
Завидев, что она намеревается сбросить пакеты и развить тему, спешно машу руками, чтобы поторопить ее.
– Все, иди, иди! И возвращайся быстрее. А то не успеем, – не могу скрыть волнение.
– Успеем, – заверяет, прежде чем выйти. – Главное, не впадать в истерику. Она еще никому не помогала.
Мы действительно справляемся вовремя. Приходится даже ждать. Чтобы не отбивать чечетку нетерпения перед родителями, прячусь в ванной. Умываюсь холодной водой. Придирчиво оцениваю отражение в зеркале.
Вроде все нормально. Правда, бледновата.
Черт…
Пощипываю щеки, в надежде возродить румянец, как вдруг, словно бы неожиданно, слышу хлопок входной дверь. Следом за этим характерным гулким звуком из холла доносятся голоса.
Тело тотчас охватывает дрожь.
Я смогу. Я справлюсь.
Долго настраиваться, растягивая волнение как агонию, смысла не вижу. Поэтому решительно дергаю ручку и выхожу.
Дойти не успеваю. Яр оборачивается, и мы оба, словно по чьей-то невидимой команде, замираем. Лишь взглядами друг друга меряем. С головы до ног и обратно.
Боже…
В моем теле каждый нерв вспыхивает. Я искрю. Действую ли я на него так же? Хоть отдаленно? Кажется, все еще так и есть… Или он на всех теперь так смотрит?
Стану ли я утверждать, что знаю его и могу доверять тому, что вижу?
К сожалению, нет.
Выглядывает мама и зовет всех к столу, напоминая, что ужин остывает.
Да, ужин… Просто ужин…
Ярик отступает, пропуская вперед папу, и кивком поторапливает меня. Иду, стараясь выглядеть уравновешенной. Но стоит поравняться, резко и громко вздыхаю, потому как он вдруг, будто бы невзначай, сдвигается, провоцируя неминуемый контакт между нами. Я чиркаю бедром его пах.
Щеки опаливает жар. Роняю взгляд вниз и не могу заставить себя его поднять, даже пару минут спустя, когда садимся, наконец, за стол.
Он сделал это намеренно?
Нет, не думаю. Зачем ему?
«Войдешь в дом, будут проблемы…»
Нет, он бы не стал, потому что явно настроен избегать меня. Это я… Хочу пробиться ему обратно в душу.
Эта мысль не то чтобы шокирует… Я ведь знаю, о чем мечтаю. Меня потрясает то, что я не просто этого хочу. Я собираюсь это сделать.
Боже…
Резко поднимаю взгляд, веду им через стол и в тот же миг встречаюсь глазами с Градским.
Он прищуривается. Я незаметно вздыхаю и продолжаю смотреть.
Впусти меня…
Боже, что я творю? Только остановиться уже не могу.
6
Ярослав
Красиво ты вошла, черт возьми…
Взглядом в душу врывается. Маньячка, вашу мать. Что ей, блядь, надо? Нет, я, конечно, тоже хорош. Черт дернул снова к ней приблизиться. Если бы не идущий впереди папа Тит, еще бы и руками поймал. И не факт, что без глупостей закончил бы.
Откатывает во времени. Сидим с Марусей как когда-то, за тем же столом, точно друг напротив друга. Броню сифонит. Я будто прежний – безбашенный, жадный, агрессивный. Взгляд от нее отвести не могу. Вдруг думаю о том, что все еще помню, как она дышит, когда возбуждается. Только скажите, на хрена мне эта информация сейчас?
Пока осознаю, что пора бы вкручивать аварийные заглушки, под брюками уже полный размах случается. Башня в небо, твою мать.
Нормально. Выдыхай.
Просто день палкостояния. Просто надо потрахаться.
Хм, блядь…
Да, черт возьми, мне жизненно необходимо как можно скорее спустить пар. Титова лишь косвенный раздражитель. Неравный бой, черт возьми, потому как я уверен, что в столь запущенном состоянии у меня и на половинку папайи поднимется.
Сердце гулко качает кровь. Расстроенным эхом в ушах фонит. Полжизни привыкал к тому, что вот так, на ходу, только взглянув на святошу, могу возбудиться. Потом, кажется, столько же – отвыкал. А теперь что?
Ебучая хренотень…
– Как настрой? – разбивает затянувшуюся паузу папа Тит. – Решил, чем хочешь заниматься?
Готов спорить, у него тоже имеются идеи относительно моей дальнейшей жизни.
– Пока у деда на стройке перекантуюсь. Подумать надо.
– А с университетом как? Будешь восстанавливаться?
– Нет.
Тут я уверен. Поступал ведомый. За святошей. Чтобы не разрывать привычный уклад жизни и максимально контактировать. Теперь мне это не нужно.
– А Маша на красный диплом идет, – бросает в тему мама Ева.
Вот кто бы сомневался…
– Не удивлен.
Вновь переключаю внимание на субъект гениальности и идеальности – маленькую мисс Титошу.
Девочка Президент, бля.
Она повторно розовеет от смущения, но взгляд не уводит.
Интересно, распрощалась со своими наполеоновскими закидонами? Или еще заворачивает подобными мечтами? К слову, по ее статусу и уму, вполне реальными. Только когда находились вдвоем в бункере, как-то призналась, что отпустила, больше не надо. Теперь как?
Да мне-то какое дело?
Маруся тогда много чего говорила. Всему тому была высокая цена и срок годности в полчаса.
– Если что, знаешь, могу помочь, – сдержанно заверяет папа Тит.
Я киваю, а он поднимается, чтобы разлить вино. Напряжение не ослабевает, даже когда выпиваем по первому бокалу и принимаемся за еду. Следует отметить, сразу догадываюсь, что ужин готовила Маша. По-домашнему и вкусно. У мамы Евы, что с первым, что со вторым пожизненно проблемы.
До бункера и адовых приключений, которые он за собой повлек, всегда чувствовал себя у Титовых расслабленно. Возможно, даже свободнее, чем дома. Без проблем находил, о чем говорить с Машкиными родителями. Когда серьезные темы иссякали, травил байки, и мы хором над ними ржали.
