- То есть если бы я не стала учить язык?..
- Да. Вас просто оставили бы навсегда здесь, в тюремной лечебнице. Но зато стало ясно, что вы и вправду ничего не помните. Подождите, сола Юниа, я поняла. Это мелис. Отвар горного мха. То, что вы пили. Он хорошо снимает боль, но… иногда действует очень странно. Мелис мог заставить вас вспомнить то, что вы забыли.
- Да, Герта. Я еще вчера поняла. Во сне я разговаривала на языке Илары свободно. И все понимала. Только не помню, что снилось.
Я решила ничего ей не говорить о своих воспоминаниях. Кто знает, что из них правда, а что навеяно наркотиком. Лучше узнать самое важное от других и сравнить с тем, что вспомнила и о чем догадалась.
- Значит, сейчас вы специально сказали, что болит живот?
- Да. Уже не болит. Но я подумала, что, может быть, вчерашнего не хватило. Может, надо еще. Так и вышло. Герта, расскажи мне все, что произошло. Почему я хотела бежать из Илары? Что вообще происходит?
Постепенно действие мелиса ослабевало, стены комнаты сдвигались, и мне уже не казалось, что я кричу ей сквозь космическое пространство. Герта приближалась – и вот уже снова сидела рядом с кроватью на табурете.
- У нас слишком мало времени, сола Юниа, - она покачала головой. – Вир Айгус решил, что вы уже достаточно поправились. Вечером вас переведут в тюремную камеру, и там я не буду с вами. Никого не будет. Только стража снаружи.
- Хорошо, Герта, значит, надо поторопиться. Рассказывай, пожалуйста.
- Ваш муж, сола Юниа, был главой тайного совета при тарисе Мортене, а потом и при тарисе Айгере. У него и у вас были очень большие связи. И вы с солой Эйрой составили заговор, чтобы свергнуть тариса Айгера с трона. Чтобы сола Эйра правила, пока рис Барт не вырастет. Но вас выдали. Солу Эйру схватили сразу, а вас кто-то предупредил. Все думали, что вы скрываетесь или как-то смогли выехать за границу. Никому и в голову не пришло, что будете пробираться в Фианту через перевал, да еще одна. Это очень опасно, особенно зимой.
- Послушай, Герта, - я взяла ее за руку, и она ее не отдернула, как я опасалась. – Скажи мне вот что. Все вокруг настроены против меня враждебно, и я понимаю теперь, почему. Все, кроме тебя. Ты – на нашей стороне?
- Нет, сола Юниа, - она опустила голову. – Мой отец – начальник тюрьмы. И дед был начальником тюрьмы, и прадед. Мы с отцом приносили присягу тарису Айгеру и верны ему. Но мой отец говорил всегда, что любой может оказаться в этих стенах, даже самый знатный и богатый. Судьба коварна. Иногда в тюрьму попадают невиновные. Если человек виновен, он уже наказан тем, что лишен свободы. А может, лишится и жизни. Зачем доставлять ему еще больше мучений? Я не знаю, что заставило вас пойти против тариса Айгера. И не хочу знать. Довольно того, что ваши намерения не осуществились. Я не сочувствую вам, но и ненависти у меня тоже нет.
- Спасибо, Герта. Скажи, что ждет нас с солой Эйрой?
- Это решит суд. А его решение утвердит тарис Айгер. Но за измену обычно казнят. Всегда казнят, сола Юниа.
Одно дело думать об этом, предполагать, другое – узнать вот так, наверняка. Глаза заволокло слезами.
На что ты рассчитывала, идиотка, спросила я бывшую хозяйку своего тела. Неужели тебе в голову не приходило, что все может закончиться вот так?
Как будто она могла услышать и ответить. Интересно, что двигало ею в первую очередь – месть или расчет? Впрочем, какая теперь разница?
- И как казнят в Иларе? – мой голос против воли дрогнул.
- Простых людей вешают, знатным отрубают голову мечом.
Молодец, Юниа. То, что сама себя погубила, полбеды. А девочку-то зачем под монастырь подвела? Сначала заставила выйти замуж за нелюбимого, а потом вместе с собой потащила на смерть. А у нее, между прочим, ребенок совсем маленький. Мне она никто – и то жаль, а ты свою дочь подставила. Вот тебя мне точно не жаль ни капли. Ты за свое уже расплатилась, когда оказалась на борту падающего самолета. Но я-то почему должна за твои грехи отвечать?
А что, Ирочка, ты святая? У тебя ничего на совести не завалялось? Так что будь добра, заткнись.
Я задумалась, о чем бы еще спросить Герту, но тут дверь открылась и вошла Лайолла. В одной руке она несла сложенную одежду, в другой черные ботинки – я сразу их узнала, такие же были на Эйре. Да и серая тряпка сверху стопки напоминала тюремное платье. Так что и в этом я не ошиблась.
Герта встала с табурета, сделала несколько шагов ей навстречу и прошептала что-то на ухо. Лайолла изумленно посмотрела на меня и сказала громко – чтобы я слышала:
- Соль Габор знает? Нет? Ладно, я отведу ее, а ты иди и скажи ему. Пусть передаст во дворец. И так ждали слишком долго. Давно пора с этим закончить.
Герта посмотрела на меня с сожалением, вздохнула.
- Прощайте, сола Юниа, - сказала она и вышла.
Я сняла рубашку, в которой лежала в постели, и надела другую, не такую длинную и широкую. Под нее – нечто вроде коротких панталон и плотные чулки с подвязками. А потом ботинки и серое платье, похожее на мешок для картошки. Похоже, шили их на один или два стандартных размера, поэтому и сидели они так безобразно. Интересно, много ли среди заключенных в тюрьме женщин?
Лайолла повела меня по длинному извилистому коридору. Мы спустились по лестнице, и глухие двери сменились решетками, за которыми в темных одиночных камерах сидели женщины в серых платьях, кто на деревянных топчанах, кто на охапках соломы.
- Воровки, убийцы, - с насмешкой сказала Лайолла. – Жаль, что вас не сюда.
Коридор вывел нас на открытую галерею, откуда мы попали в круглое помещение без окон. Лайолла достала из кармана связку ключей и открыла одну из полдюжины дверей.
- Заходите! – она втолкнула меня в камеру, замок лязгнул за моей спиной.
Комната в лечебнице показалась мне теперь номером роскошного отеля. Эта конура была меньше раза в два, а окошко, тоже под потолком, напоминало пулеметную амбразуру. Света сквозь нее проникало ровно столько, чтобы я могла разглядеть свои вытянутые руки.
Дверь снова открылась, Лайолла поставила на маленький стол тусклый светильник и поднос, на котором едва поместились кувшин, кружка и тарелка.
- Приятной еды! – пожелала она с издевкой и вышла.
7.
Шесть не очень широких шагов вдоль камеры, от стены с окном до двери. И три поперек, от одной стены до другой. Жесткий топчан со сбившимся комьями матрасом, тощей подушкой и грубым одеялом. Крохотный столик и табурет. Вся обстановка. Ах да, еще ведро с крышкой в углу. Утром приносили кувшин чуть теплой воды и таз – что хочешь, то и мой. На завтрак каша, на обед жидкая похлебка и та же каша, на ужин какое-то загадочное варево из овощей. Ну и хлеб с водой.
В бытность Ириной я постоянно сражалась с лишним весом, сидела на диетах и три раза в неделю ходила в фитнес-клуб. Юниа была намного стройнее, а от такого рациона и вовсе существовала опасность протянуть ноги еще до казни. Кстати, если ее фигуру я хоть как-то могла себе представить, то о лице вообще не имела ни малейшего понятия. Почему не попросила Герту принести зеркало? Ведь можно же было нарисовать или объяснить жестами.
