- Ничего странного, - объяснял Андрей. – Речь меняется, а буквы остаются прежними. Когда-то говорили так, как писали. То есть наоборот, писали так, как говорили.
Писать я тоже училась, но получалось еще хуже, чем читать. То есть сами буквы выходили даже почти красиво. Но если я пробовала записать что-то, Андрей находил множество ошибок. Именно потому, что я пыталась делать это на слух.
Прошел месяц с тех пор, как мы приехали с дачи. О наших планах почти не говорили, но я знала, что это связано с моим паспортом: все оказалось сложнее, чем он рассчитывал. Наконец однажды вечером Андрей его принес. Потертую темно-красную книжечку. Я открыла ее и вздрогнула. С фотографии смотрела женщина лет на пять старше меня, с коротко стриженными темными волосами.
- Разве я похожа на нее? – дрогнувшим голосом спросила я.
- Не слишком, - покачал головой Андрей. – Хотя, если присмотреться, общее в чертах все-таки есть. Тайра, прости, мне очень жаль, но тебе придется подстричь и покрасить волосы. Не навсегда, конечно. Этот паспорт все равно надо будет заменить. Причем дважды. Сейчас и когда поженимся. И для этого тебе лучше быть как можно больше похожей на эту фотографию.
- Хорошо, - обреченно согласилась я. – Если так надо… А чей это паспорт?
Андрей помолчал, барабаня пальцами по столу.
- Эта женщина умерла. И похоронена в безымянной могиле. Но об этом никто не знает. Почти никто. У нее нет родных, ее никто не искал.
- А как ты его достал? Паспорт?
- Лучше тебе об этом не знать, - его взгляд стал жестким, и голос тоже. – Могу сказать только одно. Я к ее смерти никакого отношения не имею.
- Я и не думала…
- Вот и хорошо. И не будем об этом.
Я то и дело поглядывала на паспорт, лежавший на письменном столе. А когда Андрей пошел в душ, снова открыла его. Женщина смотрела с фотографии равнодушно, ей не было до меня никакого дела. Теперь она жила в другом мире. Совсем другом. Шевеля губами, я прочла написанное рядом.
Елена Ивановна Воронцова.
Елена… Теперь это я.
Мало того, что приходится привыкать совсем к другой жизни, так еще и другая внешность, другое имя. И то, что все это делается незаконно…
Я большую часть своей жизни занималась тем, что вне закона, рискуя оказаться в тюрьме до конца дней. Но мы, Охотники, оправдывали это тем, что помогаем людям, скрашиваем их унылое существование. Ну да, получая при этом свою выгоду – деньги и остроту дневной жизни. Впервые мне пришла в голову мысль, что если Дворцовые состоят на службе у лордов, то мы, Вольные, - прислужники ларн. Может, так все и было задумано?
Что толку гадать? Для меня все это в прошлом. Ничего не изменить.
Я взяла лист бумаги, ручку и начала копировать подпись в паспорте, раз за разом. В нашем мире достаточно было написать свое имя и фамилию. Знатные люди, имеющие титул, прикладывали к документам печать. Здесь, как я уже поняла, использовали нескольких букв фамилии и росчерк. К счастью, подпись в паспорте была несложная, и к концу второго листа начало получаться похоже.
- Молодец, - похвалил Андрей, выйдя из душа. – Еще немного попрактиковаться, и можно будет постирать паспорт в стиралке.
- Зачем? – удивилась я.
- Чтобы выдали новый. Могут, конечно, выписать штраф – заставить заплатить деньги, но это не страшно.
42.
- Все запомнила? Давай еще раз повторим.
- Я прихожу, говорю, что записана к Камилле на десять часов. Прошу сделать граду…
- Градуированное, - подсказал Андрей.
- Градуированное каре. Короткое. И покрасить в темно-каштановый цвет.
- Правильно. Если спросят, надо ли филировать…
- А что это? – перебила я.
- Понятия не имею. Но скажи, что не надо. На всякий случай. Вот тебе пять тысяч, - он достал из кошелька красноватую бумажку, - это с запасом. Попросят мельче, говори, что нет. Дадут сдачу. А когда придешь, будем учиться линзы надевать.
В парикмахерской девушка в голубом фартуке поверх короткого платья посмотрела на меня как на собаку с двумя головами.
- Такие волосы – не жаль?
- Нет. Тяжело с ними.
Это была неправда, двойная. И хлопот они никаких не доставляли, разве что сушить долго, и жалела я очень. Но Андрей был прав, волосы не голова, отрастут.
- Я могу вам сделать скидку сорок процентов, если разрешите их использовать. Волосы.
- Зачем? – испугалась я. У нас считалось, что так на человека можно навести темное колдовство. Не то чтобы я в это верила, но все равно стало как-то не по себе.
- Парики делаем для онкологических. У которых волосы после химии выпадают. Не видели объявление на стойке, что покупаем волосы?
Я покачала головой. Из ее слов мало что было понятно? Парики? Онкологические? Химия? Что это? Впрочем, никаких дурных желаний в ней я не почувствовала и согласилась.
Через час я вышла на улицу с таким ощущением, что все вокруг смотрят только на меня. На мои коротко подстриженные темные волосы. Рука так и тянулась притронуться к ним. Шею неприятно холодило. Из витрины магазина на меня смотрела чужая незнакомая женщина. Старше – как та, в паспорте. Елена.
Я вдохнула поглубже и зашла внутрь. В первый раз одна. В кармане лежали три зеленые бумажки – купюры. И горсть монет. Около кассы стоял большой ящик с раздвижной стеклянной крышкой. Я достала мороженое, потом еще одно. Такое же, как то, которое Андрей покупал в магазине в поселке. Конечно, сейчас было уже холодно, но мне все равно очень захотелось.
Сонная кассирша равнодушно бросила мороженое в прозрачный мешочек, взяла у меня деньги, отдала сдачу и чек. Для нее я была одной из сотен, которые проходили мимо за рабочее время. А у меня внутри все дрожало. Как в тот день, когда вместе с отцом обошла все заросли стрельца и посадила в клетку свою первую пойманную ларну.
Когда я вошла в квартиру, Андрей замер с приоткрытым ртом. Вид у него был немного глупый и смешной, и я не смогла сдержать улыбку. И гордо показала ему мороженое – как ребенок свой первый криво нарисованный домик.
- Сама?! Молодчина, - он поцеловал меня. – А волосы все-таки жаль. Но так тоже хорошо. Прости, что тебе пришлось это сделать.
- За что? – удивилась я. – Это же для нас обоих.
- Давай я сварю кофе, и мы его выпьем с мороженым. Тем более тебе предстоит пытка.
Насчет пытки Андрей не шутил. Карие глаза Елены хорошо были видны на фотографии. Две тонкие пленочки, которые плавали в растворе в маленьких коробочках, должны были сделать мои такими же.
- А я буду через них видеть? – с опаской спросила я, глядя на линзу, стоявшую на кончике пальца, как маленькая чашечка.
