— Ты просил меня позвонить, Миясита, помнишь? 'Гак значит, ты виделся вчера с Язаки? В Бауэри? И он по-прежнему был переодет бомжом?
— Да, — подтвердил я, и Ган расхохотался своим громовым смехом.
— Ты знаешь, последний раз, когда я его видел, он сказал мне: «Теперь я собираюсь написать роман о жизненных невзгодах бомжа». Зато мне теперь приходится выкладывать заправиле в Бауэри сотню в неделю, чтобы он обеспечивал его безопасность! Ты это хотел знать?
Затем Ган объяснил мне, что он снимает фильмы.
— Я продюсер. Язаки я знаю уже целую вечность. Я знал его еще до всех этих Кейко и Рейко. Мы вместе сделали один фильм. Как же он назывался-то? На японском это должно было быть что-то вроде «Загул с приятелями»…
— «Плохие парни»?
— Да, может быть, да это не важно. Прошло уже лет двадцать. Черт, как мы тогда вместе отрывались! Чего только не творили! Пропадали в стриптиз-барах, ночных клубах. А когда оба оказывались на мели, скидывались, чтобы снять одну девчонку на двоих. Да, по концертам ходили… В общем, ты понимаешь.
— Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне про Рейко.
— Слушай, скажи мне, отчего тебя так интересует жизнь других. Это что, правда так интересно?
— Меня попросила Кейко Катаока.
— Кейко? Хм! Она всегда была немного странная. Все, что она делает, всегда очень странно. В то время когда Язаки причаливал в Нью-Йорк, он всегда появлялся с какой-нибудь девицей. Но никогда с одной и той же. То это была Нобуко. то Мика, то Язуко, то Каори, всех уж и не помню, вечно какие-то тощие кошки. Такие девицы нагоняют на меня тоску! Честно говоря, у меня никогда не возникало желания трахнуть японку. Меня интересуют крупные женщины, с формами… в общем, чем больше, тем лучше. Сам я метр девяносто пять, и мне нравится, чтобы женщина была еще выше меня. Так что, сам понимаешь, с японками особо не разбежишься, слишком мелкие. Самый кайф, если бы можно было найти, скажем, метра два с половиной, вот это да! Но таких просто не существует, поэтому я до сих пор один. Я не голубой. Можешь мне поверить. У Язаки не слишком хорошо было с английским, да и был он всегда каким-то робким, из тех, что не могут даже снять себе девицу в ночном клубе. И он привозил их из Японии. Вечно какие-то маленькие и скромненькие, как исполнительные секретарши. А потом, раньше мы любили побаловаться наркотой. Сейчас я это бросил, но тогда мы оба это обожали. В тот раз, когда он появился с Кейко Катаокой, он накачался как сумасшедший. А ночью, когда ему не удавалось заснуть, когда он сходил с ума от страха, он звонил мне. Прямо посреди ночи! «Ни в коем случае не ложись на живот. Ложись на спину. Под голову — подушку. Дыши медленно» — вот что я ему тогда говорил. Он приезжал в Нью-Йорк с Кейко Катаокой трижды. Я доставал им ЛСД и другие наркотики в немыслимых количествах. И делал это не ради денег, нет конечно. Мне нравился этот парень. Вот и все. Он был для меня как друг детства, пусть даже он и вел себя как последний чертов эгоист, но в каком-то смысле он был гением. Понимаешь, у него были свои достоинства. О черт! Как нам с ним было здорово вдвоем… Ну, и? Ты это хотел услышать? Скажи точнее, чего она хочет, эта Кейко Катаока?
— Если вы заняты, я могу зайти в другой раз, — сказал я.
Ган говорил очень быстро, и я чувствовал в его голосе все нарастающее раздражение.
— Да нет же. Странный ты все-таки. Ты ведь сам хотел встретиться, разве нет? Я специально освободился! Об этом можешь не беспокоиться. Я не видел Язаки уже целую вечность, и знаешь, мне бы тоже хотелось, чтобы ты мне немного рассказал о нем, что с ним стало. Мне кажется, что он больше не хочет со мной встречаться. Даже не знаю почему, но мне это втемяшилось в голову. Ему, верно, стыдно. Потому что я знаю о нем все. Все его секреты. Когда я говорю «секреты», я, естественно, не имею в виду Кейко или Рейко. Других девиц может быть, но не Кейко и не Рейко. Язаки совсем не такой крепкий, как я, однако ты не можешь себе представить, насколько этот парень непробиваемый! Он может набивать себя кокаином в таких дозах, которые убили бы любого другого. А он — ничего. Сердце выдерживает. Но все же напряг порядочный! Так что, глядишь, и отходить начнет. А у него это всегда круто, отрыв. Блюз. Я говорю блюз, но у него это, скорее, нечто вроде экзистенциального страха, есть здесь что-то таинственное! Он сходил с ума, если оставался один. Ему необходимо было кому-нибудь позвонить, даже посреди ночи. Он был очень уверенный в себе и гордый, но я-то знаю его слабости, и ему, конечно, стыдно. На самом деле он слабак. Да что там! мы все слабаки, хоть и строим из себя перед другими, правда? Особенно перед женщинами, в его случае, потому как, что ни говори, он был настоящий сексуальный маньяк! Как он теперь? Я на самом деле не представляю, что он забыл в этом Вауэри… Что он там делает?
— Даже не знаю. Я встретил его, и мы немного поговорили в кафе.
— И это все? Ну что ж! Так о чем же ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?
— О Рейко, — ответил я. Из-за порошка я уже не был в этом уверен, но мне казалось, что Кейко велела мне расспросить его именно о Рейко.
— Рейко? Это девушка из кансаи. Сейчас она живет в Париже. Приезжает иногда в Нью-Йорк. Она пользуется большим успехом в Германии. Кажется, часто бывает в Берлине. Начинала она как простая танцовщица, сыграла в нескольких музыкальных комедиях. Потом у нее открыли та лант актрисы. Вот и все, что мне о ней известно.
В общем-то, все это должно было быть известно и Кейко Катаоке. Я же понял, что она хотела, чтобы я расспросил Гана об отношениях Рейко и бомжа. Но я никак не находил слов, чтобы направить разговор в нужное русло. Мозг мой отказывался функционировать. Я все еще находился под действием кокаина и снотворного, при этом я по-прежнему был возбужден, желание неотступно преследовало меня и, казалось, не собиралось утихать. У меня было такое ощущение, будто тысячи насекомых копошатся у меня в черепной коробке. Секретарша Гана была довольно маленького роста, в меру упитанная, с лицом, покрытым веснушками. Ее ноги, и особенно ступни, не давали мне покоя, я угадывал ее формы под длинным синим платьем, ее туфли ловко сновали по паркету. Я вдруг почему-то вспомнил об одном обсуждении на курсе кибернетики, где я обучался, как раз о том занятии, где речь шла о физиологии и психологии шимпанзе и где нас научили мастурбировать. На самом деле эта беседа состоялась не во время самого курса, а уже после занятий, когда мы собирались вместе с товарищами и обсасывали одну и ту же тему. Я вдруг ощутил глубокую ностальгию по тому времени, по всем тем глупостям, которые мы друг другу говорили. Что, собственно, я здесь делал? Я оказался в плену у чего-то, чего я не мог постичь. Я стал задыхаться и чуть было не заорал во все горло. Я был напуган.
Я вытащил из кармана носовой платок и стал вытирать лоб и шею, пытаясь прийти в себя. Пот лил с меня градом.
— Тебе что, слишком жарко? Отопление-то у нас работает кое-как, и мне даже пришлось схо дить домой за теплым свитером. Нет. ты и правда какой-то странный!
Ган повернулся к своему компьютеру, который в некотором роде тоже был антиквариатом. Вглядевшись в изображение на экране, я понял, что он развлекался собиранием пазлов. Секретарша листала какой-то журнал желтой прессы. Потом зазвонил телефон:
