В парке также возникло некоторое оживление.
— И где эти чертовы менты?! — недовольно проворчал седовласый мужчина. — Шляются бывало целыми кучами по парку, а как доходит до дела, так их не видно!
— И в самом деле, Константинович, — вторил соседу щуплый мужичок. — Солдат спит — служба идет! Ты бы, Константинович, позвонил бы им еще разок, чтобы поторопились, а то у меня нет времени тут прохлаждаться.
— Похмелиться не терпится, Петрович? — предположил Илларион Константинович.
— При чем здесь похмелиться, Илларион?! Я, может быть, о деле пекусь! Так сказать, о том, чтобы восторжествовали добро и справедливость!
— Ну, Петрович, если речь идет о торжестве добра и справедливости, — ухмыльнулся пенсионер, — тогда, уважаемый борец за правду, тебе не составит труда немного подождать и потерпеть!
— Разумеется, товарищ полковник! — с вызовом ответил Говорков. — Чтобы искоренить всю мерзость из нашей повседневной жизни! Надоело все это безобразие, ей-богу!
Седовласый мужчина смерил взглядом соседа и покачал головой:
— Да, ты знаешь, это и мне надоело!
— И не говори, напарник, — вздохнул спартаковец.
— Так, Петрович, остаешься за старшего! — заявил полковник.
— То есть? — опешил Говорков.
— Мне должны сейчас звонить по межгороду, и я не могу пропустить этот звонок, — пояснил Забродов, — так что я побегу, а ты им расскажешь, что и как тут произошло. Главное, Иосиф Петрович, не волнуйся и держи хвост пистолетом!
— Да как же я без тебя, Илларион Константинович? — взмолился несчастный свидетель. — Может быть, обождешь еще немного, а потом и почапаем вместе домой.
Забродов покачал головой.
— Не могу, дорогой! — вздохнул он.
— У меня, Константинович, дома в загашнике и выпить и закусить найдется чего, — с надеждой в голосе сообщил хроник, — посидим, поговорим за жизнь.
— Поговорим, но позже, — сказал отставной полковник. — Вот тебе пара сигарет; так сказать; вместо успокоительных пилюль. Вечером загляну, тогда мне все и расскажешь. Пока!
— По-ка… — разочарованно произнес спартаковский фанат.
Он взял дрожащими пальцами две сигареты, одну из которых заложил за оттопыренное ухо, а вторую сразу же прикурил. В этот момент в конце аллеи показался старший лейтенант Сафронов. Забродов первым заметил стража порядка, однако не стал дожидаться милиционера, а махнул на прощание рукой Говоркову и побежал мелкой рысцой к выходу из парка…
Глава 5. Долгожданный звонок
Уже через десять минут Забродов был дома и с удовольствием принял холодный душ. Провозившись еще минут десять, Забродов привел себя в порядок, набросил черный махровый халат на голое тело и, освеженный и довольный собой, вышел из ванной комнаты.
— Эх, и жизнь хороша и жить хорошо, — воскликнул инструктор спецназа ГРУ и направился на кухню, чтобы приготовить себе завтрак из бекона и яиц.
Готовя еду, седовласый хозяин квартиры чутко прислушивался к телефону, который должен был с минуты на минуту подать долгожданный сигнал. Однако время шло, а телефонный аппарат молчал.
— Что за чертовщина! — недовольно проворчал мужчина и, расправив широкие плечи, посмотрел на будильник, стоявший на холодильнике «Саратов». — Пора бы тебе уже и позвонить, дружок…
Однако, хотя стрелки на будильнике уже показывали начало девятого, красный телефонный аппарат молчал. Зато на тефлоновой сковородке аппетитно скворчала яичница с беконом и беспокойно и призывно свистел электрочайник. Илларион Константинович выключил газовую конфорку, потом чайник.
— Ишь, расшумелся, носатый, — раздраженно проворчал седовласый хозяин квартиры, — мне только этого и не хватало.
Чайник промолчал, и Забродов, заварив в кружке чай, выложил на тарелку яичницу с беконом. Ковырнув разок-другой вилкой содержимое тарелки, мужчина отставил еду и потянулся к кружке с чаем.
— Может быть, что-нибудь случилось? — обеспокоенно прошептал он.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Илларион Константинович решил еще раз прокрутить в уме предстоящий распорядок дня. Дел было много, но самым главным мероприятием сегодняшнего дня было празднование дня рождения его друга — художника Константина Гуреева. Сие мероприятие должно было состояться вечером в мастерской Гуреева на проспекте Мира.
— Так… — вздохнул седовласый полковник ГРУ в отставке. — И что же мы подарим ему на день рождения?
Забродов почесал затылок.
— Книги я ему уже дарил, — вспомнил он, — краски и кисти тоже…
Немного подумав, Илларион Константинович решил преподнести в подарок товарищу кортик в ножнах, который достался ему в качестве трофея в ходе одной из спецопераций во время военной службы.
— Да! — решительно произнес полковник ГРУ в отставке. — Думаю, что Костянычу понравится этот подарок.
Илларион Константинович закурил и, подойдя к окну, открыл форточку. В его голове вдруг всплыло приглашение Ивана Павловца, хорошего знакомого, тоже художника-реставратора, встретиться сегодня днем в музее на выставке.
— Да… — пробормотал инструктор спецназа ГРУ, — если ничего непредвиденного не случится, можно сходить в музей и прикоснуться к прекрасному и вечному.
Однако прежде всего ему, полноправному хозяину московской квартиры, необходимо было заскочить в ЖЭС и разобраться с бухгалтерией относительно допущенных ею произвольных начислений в полученной жировке.
— Так, Илларион Константинович, — помешивая ложечкой чай в кружке, задумчиво прошептал отставной полковник ГРУ, — основные жизненные вехи понятны…
Забродов бросил взгляд на будильник и понял, что звонка уже не будет: стрелки часов приближались к цифре «девять».
— Значит, не судьба! — грустно вздохнул он и резко встал из-за стола. — Теперь бы не опоздать в ЖЭС, пока они все там не разбежались по разным инстанциям.
Вымыв посуду, пенсионер переоделся в синие джинсы, черную рубашку и, обув кроссовки, снял с вешалки светлую куртку из плащевой ткани. Неожиданно затрезвонил телефон.
— Твою мать! — непроизвольно вырвалось у Забродова. — Ну, наконец-то!
* * *
Мужчина, присев на тумбу, приложил телефонную трубку к уху. В ней послышался треск, но через несколько секунд треск сменил нежный женский голос, от которого у Забродова вдруг екнуло сердце, а по телу пробежала дрожь.
— Але…
Илларион Константинович, проглотив нечто похожее на застрявший кусок в горле, глубоко вздохнул и тихо выдавил:
— Слушаю…
— Илларион? — настороженно спросил приятный женский голос.
— Я, Маргарита.
— Ларик! — весело и громко воскликнула Маргарита. — Здравствуй, дорогой!
