— Ивану Павловцу, — слегка смутившись, ответил Александр Иванович.
Забродов удивленно хмыкнул:
— А тебе?
Самусенков нервно передернул плечами и шмыгнул курносым носом:
— Нет!
— Странно, почему нет? — задал вопрос Забродов. — Ты же ведь тоже реставратор?
Самусенков сглотнул слюну и растерянно развел руками:
— Наверное, не успел…
Илларион Константинович сделал вид, что поверил курносому художнику-реставратору, и похлопал собеседника по плечу.
— Наверное, замотался Варенцов, — произнес он.
Самусенков тряхнул головой:
— Скорее всего.
Илларион Константинович, взяв под руку художника, подвел его к залу, где находилась интересовавшая его картина, и неожиданно спросил:
— Саша, а ты откуда знаешь, что Варенцов приказал Павловцу заняться картинами?
Александр Иванович, покосившись на седого полковника, спокойно ответил:
— Так Белявский Анатолий Алексеевич, заместитель Варенцова, говорил о том.
Забродов пристально взглянул на художника:
— Белявский?
— Да.
Полковник кивнул коротко:
— Ну, тогда понятно…
Что было понятно седовласому инструктору спецназа ГРУ, Александр Иванович не уловил, потому что Забродов вдруг замолчал и уставился в то место на стене, на котором вместо картины красовалось светлое пятно.
— Илларион Константинович, что с тобой? — заволновался курносый художник-реставратор, видя, что его седовласый знакомый остановился как вкопанный и бледнеет на глазах.
Илларион Константинович перевел взгляд на Александра Самусенкова.
— Тут, как мне помнится, висела картина, — тихо сказал Забродов.
Художник недовольно хмыкнул:
— Так тебе уже говорил, Илларион Константинович, что сгорело несколько ценных произведений в нашей реставрационной мастерской, и картина Гагарина в их числе.
Пенсионер взял себя в руки и уже более бодрым голосом произнес:
— А как она оказалась в мастерской?
Александр Иванович удивленно и немного раздраженно взглянул на Забродова.
— Константинович, что с тобой, не выспался? — недовольно спросил он.
Забродов смущенно почесал затылок:
— Есть немного…
— А я-то думаю, что ты все переспрашиваешь… — рассмеялся художник-реставратор.
Однако пенсионер повторил свой странный вопрос:
— Так как она оказалась в мастерской?
Самусенков на сей раз машинально ответил спутнику:
— Отправили на реставрацию.
Илларион Константинович изобразил на своем лице недоумение:
— Зачем?
Александр Иванович в свою очередь недоуменно посмотрел на полковника:
— Как это «зачем»?
— Так ведь картина уже реставрировалась, — пояснил Забродов. — Мне об этом сам Иван говорил, — солгал он.
Курносый художник чуть заметно порозовел.
— А я почем знаю, Илларион Константинович, — неуверенно хмыкнул он, — в нашей работе случается, что нужно где-то что-то подправить, доделать…
— А-а… — протянул седовласый любитель живописи. — Тогда понятно, Александр Иванович.
— Хотя лично я не видел особых изъянов в работе Ивана, — откровенно признался Самусенков и, насупившись, сухо добавил: — Но говорят, что выполнение заказа не понравилось Вениамину Александровичу.
— Варенцову?
Курносый художник-реставратор, грустно вздохнув, перекрестился и кивнул.
— Ему самому, — подтвердил Самусенков, — директору музея…
— Да… — вздохнул Илларион Константинович, — ничего на этом свете вечным не бывает, Александр Иванович. Вечно только искусство!
Художник вяло улыбнулся:
— Это точно…
— Ладно, Александр Иванович, спасибо за беседу, — поблагодарил полковник художника, — но, как говорят, пора и честь знать!
— До свидания!
— Всех благ!
Мужчины обменялись крепким рукопожатием, и седой посетитель музея неторопливо зашагал к выходу…
* * *
Выйдя на свежий воздух, пожилой ценитель прекрасного достал из кармана куртки пачку сигарет и, вытащив из нее одну, мрачно повертел ее в пальцах, потом сунул ее в рот и после некоторой паузы прикурил. С наслаждением затянувшись, Забродов выпустил сизую струю дыма и посмотрел на часы: до встречи с полковником Мальковым было еще предостаточно времени.
— Так, Забродов, с музеем немного разобрались, — сказал полковник и осмотрелся по сторонам. — Что будем делать дальше?
Неожиданно в поле его зрения попал невысокого роста старичок с редкой бородкой — дворник в высоких сапогах, брезентовом фартуке и старой кепке. Он старательно мел мостовую, но часто останавливался, чтобы отдышаться и поглазеть по сторонам.
— Ишь ты, работник, твою мать, — добродушно усмехнувшись, язвительно заметил полковник, — не дворник, а сторож какой-то: больше наблюдает, чем занимается прямыми профессиональными обязанностями.
Затянувшись еще раз, Илларион Константинович выбросил окурок в урну и хотел уже было направиться в ближайшую пельменную, чтобы перекусить, однако его вдруг осенила одна идея.
— Черт подери! — тихо воскликнул седовласый разведчик. — Да этот дед — просто находка для шпиона. Он наверняка может многое рассказать о том, что видел! Так, Забродов, необходимо выудить из этого старика всю информацию, которой он обладает! — приказал себе отставной полковник ГРУ.
Однако сказать — одно дело, а сделать — другое!
«Этот старик не моего поля ягодка, — размышляя, решил Илларион Константинович, — и со мной он не станет откровенничать, а вот с равным себе, пожалуй, развяжет язык. Точно!»
Забродов достал из кармана куртки мобильник и набрал номер телефона Иосифа Говоркова. Через несколько секунд на связи раздался сонный, но довольно уверенный голос частного сыщика:
— Слушаю…
Забродов облегченно вздохнул:
— Петрович, ты в форме?
— Да.
— Тогда одевайся, бери такси и дуй к Музею искусств народов Востока, что на Суворовском! — приказал Илларион Константинович. — Такси я оплачу по приезде на место.
На мгновение в трубке телефона повисла пауза.
— Понял, — раздался наконец ответ.
Забродов недовольно хмыкнул:
— Так что медлишь?
— А костюм надевать? — поинтересовался помощник. — Или как?
