Как я уже писал, он был мне «должен женщину». Потому что из-за того, что он совершил в 1968 году государственный переворот, я был вынужден эмигрировать в Гондурас, а моя жена влюбилась без меня в другого и ушла от меня. Когда я ему об этом сказал в шутку, он, вроде бы тоже шутя, заявил, что найдёт мне новую супругу. И добавил, что, поскольку такое ответственное дело он не может доверить мне, выбирать её будет в конечном итоге он. Однажды в разговоре с женой моего друга Рохелио, итальянкой Лидией де Росас, он узнал, что у неё есть незамужняя сестра, и сразу воскликнул: «Вот она, женщина для Чучи». Лидия же сказала, что в будущем году она ждёт сестру в Панаме. Время от времени мы вспоминали с ним об этом, но потом за делами как-то всё это забылось. Да и мне самому это шуточное сватовство не очень-то нравилось.
И вдруг однажды вечером, через год после того, он меня спрашивает: «Слушай, а что там с Сильваной, сестрой Лидии, когда она приезжает?» Я с удивлением посмотрел на него, потом на часы и сказал: «Вы не иначе как колдун, мой генерал». Именно в этот момент в аэропорту приземляется самолёт, которым она прилетела в Панаму. «И что ты тут делаешь? — спросил генерал. — Немедленно поезжай в аэропорт встречать её!» В ответ я сказал, что при всём моём к нему уважении я прошу оставить эту шутку, потому что мне неловко чувствовать себя женихом «по почте»… В ответ он сказал весьма суровым тоном: «Слушай, в аэропорту у тебя её уведут! Быстро бери зелёный “Мерседес-Бенц” и мчись встречать её»! И добавил, правда, с улыбкой, компенсирующей его суровость: «Считай это моим приказом!»
Когда я приехал в аэропорт, Сильвану действительно кто-то уже ждал. Но в конце концов всё пошло и прошло хорошо. И без всякого уже вмешательства генерала естественным путём получилось так, как он то интуитивно предвидел.
Фелипе Гонсалес часто бывал в Панаме и Никарагуа
Сильвана родила мне дочь примерно в то же время, как родилась дочь у генерала. Он назвал её Тьюра по имени выбранной им реки в провинции Дариен. Получилось «Т. Т.» — Тьюра Торрихос. Я сказал ему, что мы хотели назвать дочь Палома, несмотря на то что в Панаме это звучит «не очень». Тогда он встал и повёл меня в его кабинет. Там он расстелил на полу большую карту Панамы и, стоя на коленях, начал искать и нашёл для имени нашей дочери речку Мариабе. Так моя дочь приобрела прекрасное имя Мариабе Мартинес: М. М.
Порой интуиция генерала касалась и более серьёзных вещей. Никто, кроме него, не предчувствовал победу социалиста Франсуа Миттерана на выборах во Франции в период, когда европейская тенденция свидетельствовала лишь о «правом повороте» в политике. То же произошло и с выборами в Испании. Генерал познакомился с их победителем, лидером испанских социалистов Фелипе Гонсалесом, ещё тогда, когда он был ещё не оперившимся юнцом в оппозиции. Но генерал увидел в нём необходимые для такого лидера качества и возможности.
Он поддерживал войну сандинистов в Никарагуа, совершенно убеждённый в ещё только маячившей на горизонте их победе. И я ясно помню, как однажды рано утром, узнав о победе революционно настроенных военных в Португалии, он сказал мне: «Они падут». Сказал это без всяких на то видимых причин на тот момент, но с такой уверенностью, которая меня даже чуть покоробила. Но оказался прав. Помню множество других случаев, когда он с удивительной точностью предрекал события, казалось бы, с закрытыми глазами, но с как бы настроенной интуицией, предвидением, тем, что можно назвать и «зыбкими доказательствами», неясными, неопределёнными и подвижными, как скользящий туман. В отличие, например, от доказательств чётких, холодных, никак не ангажированных, подтверждённых и абстрактных, таких, какие мы наследовали от греческих мудрецов. Генерал, мотивированный неотложными нуждами бедняков, часто в своих решениях исходил из интуиции и энтузиазма, борясь за их свободу и за социальную справедливость.
В итоге можно сделать вывод, что система мышления генерала Торрихоса не была геометрически систематизированной, не основывалась на простой логике верных или ложных представлений. Это, казалось бы, теоретически ущербное обстоятельство на практике помогало ему глубже проникать в реальность, где проложены не декартовские прямые, треугольники и окружности, а извилистые тропы в горах, громоздятся холмы и косогоры и текут реки, которые в сезон дождей выходят из берегов и уносят за собой жизни малышей бедняков.
Вот реальность, в которой живут, работают, страдают, любят и умирают панамцы. Эту реальность надо всегда иметь в виду. И не на уровне высоких идей, а рядом с жизнью людей, на их земле.
Здесь не идёт речь об отрицании важности философии и классической культуры вообще. У них есть своё достойное место. Но это после того, как «все позавтракали», после главного.
А генерал Торрихос между тем, действуя и работая, постоянно творил, разрабатывал глубокую и основанную на самой жизни философию для бедного люда. Он не сможет окончательно сформулировать её «начисто», но её главное направление — борьба против империализма и эксплуататоров. И он в этой борьбе был на стороне бедняков, угнетённых и на стороне революционеров.
И на всём центрально-американском пространстве разворачивались политические события, глубоко связанные с его революционной теорией. Но прежде чем описывать эти события, хочу предварить это коротким комментарием, к сожалению, ставшим важным сегодня, когда нам стало не хватать в нашей жизни «торрихизма». Для этого мы должны себе уяснить, что же это такое — «торрихизм».
Глава 7. Торрихисты против торрихитос
В предыдущей главе я сказал, что одно дело быть торрихистом и совсем другое — торрихитосом. Торрихос — он один такой. Но нам нужны ещё и торрихисты. И лучше, чтобы их было больше. И нам нужно научиться отличать «торрихизмо» от «торрихитизма» и выбрать, с кем мы, поскольку эти две позиции внешне не противоречивы, но по сути — противоположные, антагонистические.
Торрихос — это независимая внешняя политика. Торрихос — это возобновление дипломатических отношений Панамы с Кубой. Отношений не только дипломатических, но и политических, и дружеских. Торрихос — это не на словах, а на деле политика «неприсоединения». На всех международных площадках Торрихос защищал право Боливии на выход к морю, осуждал материально и морально политику апартеида, которую Панама познала «на собственной шкуре», как он сказал как-то на форуме неприсоединившихся стран в Шри-Ланке.
Торрихос — это борец против фашизма и борец против доктрины национальной безопасности США.
Торрихос первым на американском континенте признал Демократическую Арабскую Республику Сахары. Помню, что, когда прибыла в Панаму первая делегация представителей этой страны, генерал подарил каждому из них типичную рубашку нашего крестьянина. Этим он как бы сказал им, что угнетённые классы не имеют национальных различий. Но не потому, что они не имеют в себе ничего национального, как это происходит в классе богатых, а потому, что они объединяют различные национальности и национальные культуры. Генерал поручил вручение этих рубашек мне, и я знаю, что именно так они поняли этот подарок Торрихоса.
