– Похоже, что сегодня будет жарко, – продолжила Бетти, кивком указав на окно, пока передавала какие-то документы.
– До летних каникул осталась всего неделя, – улыбнулась мама. – Одну недельку можно что угодно потерпеть.
Бетти кивнула.
– Так мило с вашей стороны прийти в школу пораньше, Пег. Вы же знаете, что вы тут самый лучший учитель?
Я знала.
– Вы мне льстите. – Мама черканула своё имя на протянутом документе. Она поднесла ручку к губам, застыв так, пока дольше обычного изучала следующий документ. – Мне надо отвезти девочек в школу, но я вернусь к половине восьмого, если что.
– Ваш профессионализм – просто чудо, – просияла Бетти, а потом её взгляд упал на меня и Сефи – и улыбка растаяла, чуть исказившись, как пластик на костре, – Вы, девочки, ходите в Лилидейл, да?
Мы кивнули, всё ещё сияя от гордости. У меня была красивая причёска, у Сефи – красивое лицо, а мамин профессионализм – просто чудо. Мы ждали следующего комплимента от Бетти, но она вдруг как-то смутилась.
– Что такое? – спросила мама, передавая документ. – Вы в порядке?
Бетти снова с волнением глянула на нас со Сефи, затем натянуто улыбнулась и покачала головой.
– Я в порядке. А вам, девочки, удачного дня в школе.
Бетти попыталась сглотнуть, но, похоже, у неё в горле внезапно пересохло. Мама это заметила.
– Что-то не так.
Бетти что, вздрогнула?
– Это… только слухи.
Мамины брови почти что сошлись.
– Какие слухи?
Бетти снова взглянула на меня и Сефи. Она явно не хотела ничего говорить при нас, но мама не поддалась.
– У меня нет секретов от моих девочек, – сказала мама.
Бетти резко вздохнула:
– В эти выходные в Лилидейле изнасиловали мальчика.
Она сказала это как одно слово:
вэтивыходныевлилидейлеизнасиловалимальчика
Я с трудом разобрала эти слова, и они всё равно показались мне абсолютно абсурдными. Мальчиков не насилуют. Это же только девочек насиловали. Только если это не очередные истории про похищение инопланетянами? Я в замешательстве уставилась на маму.
Однако та, казалось, медленно превращалась в камень, так что от неё не было никакого толку.
– Какого мальчика? – спросила Сефи.
Нас отвлек резкий – вшухвшухвшух – звук вертолета, пролетающего над головой. Папа всегда говорил, что вертолеты – это плохая примета. Судя по тому, как вела себя Бетти, она была с ним согласна.
Бетти откашлялась, словно не обратив внимания на вопрос Сефи. Она наклонилась к маме, понизив голос:
– Люди говорят, это сделала мужская банда из Миннеаполиса.
Мой пульс участился. Банда. В окно ворвался утренний ветерок, взъерошив сложенные на батарее бумаги. В воздухе стоял густой запах капусты, как будто кто-то тушил скунса на медленном огне. Мама всё ещё не двигалась.
Бетти снова заговорила, хоть никто на её последнюю реплику и не ответил:
– Считают, что те бандиты из Миннеаполиса следили за мальчиками, охотились на них, а потом схватили того, кого было проще поймать. – Она сделала паузу, обмахнув ладонью лицо. – Я не хочу дальше распространять слухи. Они и без меня прекрасно разлетаются. Я просто хотела, чтобы вы знали, чтобы смогли уберечь своих детей.
Я не знала, имела ли она в виду меня и Сефи или детей из маминого класса. Наверное, и то, и другое.
– Это произошло только в Лилидейле? – спросила мама. Она как будто квакнула это, как лягушка.
Бетти снова глянула на нас с Сефи краем глаза.
– Пока что.
Глава 4
Миссис Яновски, наша директриса, вышла на середину зала с улыбкой на лице и микрофоном в руке.
– Добро пожаловать на наш «Симпозиумом по самосохранению»!
Сначала её никто не слушал. Я посмотрела, как она это восприняла. Но ей было всё равно. Каждому, кто видел ее, было понятно, что ее терпения хватит на нас всех. Когда мы наконец успокоились, она сделала вид, что так и было задумано.
– Спасибо. – Её улыбка стала шире. – Нам повезло: наш симпозиум посетил особенный гость ― сержант Бауэр из Лилидейла.
По залу прокатился гул, шёпот «легавый» и «коп», как будто у кого-то из нас, малолеток из средней школы, в самом деле были причины бояться полиции. Уж не знаю, для кого это объявление могло стать сюрпризом, ведь сержант Бауэр стоял у стены, полностью облачённый в свою синюю униформу, с тех пор как мы вошли в спортзал. Его младшая дочь училась в девятом классе вместе с Персефоной. Я знала его со времен одной из вечеринок моего отца, – знала лучше, чем мне бы хотелось.
Он улыбнулся и неторопливо подошёл вперед, чтобы взять микрофон у миссис Яновски.
– Привет, ребята, – прогремел он. – Кто готов к лету?
Свист и топот сотрясли трибуны.
Сержант Бауэр поднял свободную руку. Свет ламп отражался от его серебряных наручных часов.
– Так я и думал, – хмыкнул он. Он был обладателем полных губ, красных, словно раздраженных от постоянного прикосновения щетинистых усов. – Я сам не так давно здесь учился, поэтому знаю, что вы заслужили перерыв. Но мне нужно, чтобы вы меня послушали. – Он тук-тук-тукнул по микрофону, прежде чем продолжить. – Потому что это очень важно. Этим летом мы вводим новую программу, предназначенную для того, чтобы вы все были в безопасности, и мне нужно о ней рассказать. Первым делом будет введён комендантский час.
Это вызвало новую волну гула, и я готова поспорить, что большинство детей даже не знали, что такое комендантский час. Они просто знали, что надо жаловаться, когда взрослый говорит тебе о чём-то для твоего же блага. Я тоже присоединилась к гулу, потому что какого чёрта. Учителям, занявшим первый ряд трибун, пришлось встать и повернуться, чтобы заставить нас замолчать. Вот тогда-то я наконец увидела Габриэля, сидящего внизу справа. Увидев его, я почувствовала ту же теплоту, как если бы получила письмо от тёти Джин.
Когда все снова затихли, сержант Бауэр продолжил с напряженным выражением лица:
– Комендантский час начинается ровно в девять вечера. Все вы должны быть дома до захода солнца. – Что-то изменилось в его голосе, и от этого в комнате стало намного холоднее.
У меня по спине пробежал холодок. Сначала Бетти утром говорит об изнасиловании мальчика, а теперь ещё и это. Мама сказала нам по дороге, что нам не нужно ни о чём беспокоиться, но Бетти определенно казалась напуганной. И Бауэр тоже. Внезапно он полностью завладел нашим вниманием. Он, казалось, почувствовал это, повернувшись так, что пистолет у него на поясе оказался на виду. С того места, где я сидела, пистолет казался крошечным и игрушечным, пристёгнутый к его устрашающему чёрному поясу кожаной застёжкой.
